Доктор Блюментрост сразу догадался, что староста пытается выгородить виновника, чтобы тот избежал наказания. И тогда Блюментрост перевел взгляд на стрельцов и медленно, задерживая его на каждом, проговорил:
– Я понимаю, что староста, не называя имени дежурного, хочет защитить его и не желает прослыть предателем в глазах своих товарищей. Но вы все как будущие лекари должны знать и понимать, что пульку из плоти лучше вынуть сразу, чем ждать, когда из раны начнется гноетечение и в ране появятся черви. – Блюментрост в очередной раз сделал паузу. – Поэтому виновному лучше самому сознаться и покаяться, ведь все равно мы его найдем. Так кто был де… – он хотел повторить вопрос, но не договорил. Из середины стрелецкой группы поднялся чернобровый, похожий на казачка парень в светло-зеленом кафтане, подпоясанном цветастым кушаком.
– Ну я был назначен дежурным помощником подлекаря на прошлой неделе. И что?
В его поведении чувствовалась некоторая нервозность и скованность, а голос звучал как-то нарочито грубо. Стрелец лихорадочно сдернул шапку с головы и в ожидании чего-то нехорошего исподлобья смотрел на ректора, скручивая и раскручивая шапку в руках.
– А вот и дежурный нашелся, – довольным голосом произнес доктор Блюментрост и посмотрел на Кирилла. При этом его насмешливый взгляд говорил: «Ну что хотел слукавить, да вот не вышло!» И после некоторой паузы, повернувшись к стрельцу, строго сказал:
– Как звать тебя?
– Данилко я, Яхонтов, – сухо ответил юноша. И затем с гордостью добавил: – Сын стрелецкий.
Он всем своим видом хотел показать товарищам, что вот он такой разбитной, никого не боится и презирает в лице ректора всех иноземцев. Но в том, как он мял трясущимися руками шапку, чувствовались обеспокоенность и волнение.
– Который год в школе? – спросил его Блюментрост.
– Второй пошел, – опять сухо и коротко ответил Данилко.
Доктор Блюментрост понял, что нарочитой грубостью и односложными ответами тот хочет показать свое презрение к нему как к иноземцу. Такое отношение со стороны простого люда и мелкопоместного дворянства каждый житель Немецкой слободы встречал на Руси повсеместно. Народу не нравилось, что в их стране, в их городе живут люди чуждой им веры – и живут они в чистоте, благополучии и сытости. В то время как они, русские, живут впроголодь, едят ржаной хлеб вперемешку с лебедой, а мясо видят два-три раза в год, по большим церковным праздникам, – и то только жилы да кости. Ненависть у простых людей доходила иногда до рукоприкладства: подкараулят где-нибудь идущего в ночи иноземца, ударят дубьем по голове и ограбят. Но вскоре власти пресекли холопий произвол. Нескольких дворовых и какого-то сына боярского поймали, пытали на дыбе и те сознались в убийстве голландского купца. Виновные публично были биты кнутом и сосланы на каторгу в Сибирь на вечные времена. С тех пор нападения прекратились, но ненависть осталась. Поэтому люди теперь остерегались