«Голубчик мой, я даю вам правую свою руку на отсечение, что актером вы не будете никогда».
Здесь мнение ректора представлено слишком уж обтекаемо, без какой-либо аргументации. Нарушение правил общежития, даже из хулиганских побуждений, не имеет ни малейшей связи с актерским мастерством. В тот раз Иван так и не решился пояснить суть неприязни Радомысленского. В другом интервью он выразился более конкретно:
«Мне всыпали антисемитизмом в институте, где прямо сказали, что моей еврейской физиономии на русской сцене делать нечего, именно так мне обрисовал ситуацию ректор сего почтенного учебного заведения».
Через десяток с лишним лет, когда Иван прославился в роли Коровьева в незабываемом спектакле «Мастер и Маргарита» по Булгакову, он отомстил. Притом весьма жестоко, поскольку выбрал тот момент, когда актеры играли сцену в варьете, где незабвенному Бенгальскому отрывают голову:
«Я в трусах выбегаю в зал и вижу, Радомысленский сидит в шестом ряду. Гасится свет в этот момент, я должен убегать обратно. Тут я схватил его за руку и сказал: «Отдай руку, сука!» Он испугался так, и решил, что я ее сейчас правда оторву. Он поверил, он так задергался. Вот я дожил до этого момента».
Мне так и не пришлось видеть Ивана на сцене в неглиже. Видимо, такую вольность со временем решили запретить, заставив «бывшего регента» напялить узенькие брючки, жилетку или клетчатый пиджак. Увы, тут мне не повезло! Но это детали малосущественные в формате этой книги.
После того как пришлось расстаться со Школой-студией МХАТ, Иван поступил вольным слушателем в Училище имени Щукина и был зачислен в скором времени студентом. На том же курсе учились Леонид Филатов, Николай Бурляев, Наталья Варлей, Наталья Гундарева и Владимир Качан. Возможно, на решение Ивана повлияло то, что Александр Кайдановский к тому времени тоже учился там. И это правильно – с такими друзьями, как Кайдановский, не надо расставаться.
«В Щукинском училище наша судьба не очень складывалась. Мы играли совершенно не то, что надо было играть. Не то, что нам рекомендовали. Выбирали стихотворения не те – читали Бунина, Мандельштама, Тарковского, отрывки играли из Булгакова – и этим очень раздражали. Это сейчас, скажем, Платонов – величина, а тогда это просто никуда не годилось. Ни в какие ворота. Наши преподаватели спрашивали, кто это такой, ругали его за «провинциальный и устаревший язык» и т. д.»
Думаю, что заводилой в этом увлечении «не той» литературой был Кайдановский. Подтверждение этому мы найдем чуть позже. Кстати, и я в то время открыл для себя Андрея Платонова, Юрия Олешу, Михаила Булгакова, многих иностранных авторов, которых тогда печатали в журнале «Иностранная литература». Да, это было время литературных открытий, последствия хрущевской оттепели 60-х годов.
А вот интересное признание Ивана, объясняющее нам, зачем же он пошел в актеры:
«В