Корень всех зол. Роберт Уильямс

было не пойти домой вообще, но я понимал, что тем только отдалю грозу. Что толку бегать, если потом все равно возвращаться? Тут чем быстрее, тем лучше – как когда тошнит: сунул два пальца в рот, потом почистил зубы и двигай дальше. Я аккуратно прикрыл за собой дверь – не слишком тихо, чтобы не было похоже, будто я хочу прокрасться тайком, но и не хлопая, чтобы не провоцировать мать лишний раз. Из кухни доносились какие-то звуки, и я двинулся туда. Мама стояла у раковины и, наклонившись – плечи выше головы, – терла кастрюлю с таким ожесточением, словно та была шелудивым псом, извалявшимся в грязи.

      – У тебя штраф за просрочку библиотечной книги, – не оборачиваясь, проговорила она. – Про рыбаков Шотландии или какая-то еще чушь в этом роде. В извещении написано, что книгу обязательно нужно вернуть, потому что она чуть ли не из Оксфорда и надо отослать ее обратно.

      Мама вновь взялась за кастрюлю. Я бросил взгляд на кухонный стол и увидел листок и надорванный конверт.

      – И нужно им было выполнять твои дурацкие заявки.

      Я смотрел на ее напряженную спину, на двигающиеся взад-вперед сильные руки, и слова вскипали сами собой, а я уговаривал себя не лезть на рожон. Сейчас я поднимусь в свою комнату, и все будет в порядке.

      – Ты не можешь открывать мои письма. Это противозаконно.

      И понеслось. Мама развернулась и поперла на меня, размахивая руками в мыльной пене – будто две порции сахарной ваты на палочке, – так что только брызги летели. С горящими безумным огнем глазами она принялась распинаться о святом праве матери знать каждую мысль и каждое действие выношенного ею ребенка.