в Большом зале… Я вспомнила все советы стилиста, который со мной работал, и свято их выполнила. Получилось очень даже недурно. Среди шмоток, купленных во Франкфурте, было чудесное черное платье с большим белым воротником и белой оторочкой на небольшом разрезе внизу. Очень элегантно и вполне соответствует случаю. Я хотела заказать такси, но где гарантия, что не попаду в пробку? Поэтому поехала на троллейбусе. Едва свернув на улицу Герцена, ныне Большую Никитскую, я начала волноваться, и чем ближе подходила к своей альма-матер, тем сильнее колотилось сердце. О, а вот и Петр Ильич сидит! И как всегда, возле него топчутся в ожидании самые разные люди. Вон шикарная дама лет пятидесяти нервно ходит взад и вперед. Паренек со скрипкой то и дело поглядывает на двери Малого зала. Немолодой мужчина сердито озирается по сторонам. Ничего тут не изменилось, жизнь продолжается! Спрашивают лишний билетик, значит, Фарик и в Москве имеет успех. И очень много молодежи. А кто-то говорил, что в Москве молодежь не жалует симфонические концерты. Так это смотря какая молодежь. Ах, хорошо! Так, а какая сегодня программа? Ага, Малер! Отлично! Я получила свой билет, вошла в вестибюль. Когда-то я знала здесь всех гардеробщиц… Я сняла пальто, поправила прическу перед зеркалом и стала медленно, едва справляясь с волнением, подниматься по лестнице. Почему-то вдруг вспомнилась одна история, рассказанная Медеей Александровной. В шестидесятых годах в Большом зале давал несколько концертов великий Герберт фон Караян. Попасть на концерты было практически невозможно, студенты как только ни исхитрялись, но вокруг стоял плотный милицейский кордон. И все-таки одному парнишке как-то удалось прорваться, милиционеры погнались за ним и схватили уже наверху. Церемониться не стали, сшибли с ног и поволокли вниз, голова парня билась о ступени. И вдруг к ментам подскочил композитор Кабалевский и стал на них орать: «Немедленно отпустите парня! Здесь консерватория, а не застенки КГБ!» И они, как ни странно, подчинились. Высокий тощий старик с совершенно седой головой, видно, произвел на них впечатление. «Знаете, – говорила нам, студентам, Медея Александровна, – я никогда не считала Кабалевского большим композитором, но как человека я его зауважала безмерно!» Вот такая вот история. А паренек тот все-таки попал на концерт, его провел все тот же Дмитрий Борисович.
Фарик оставил мне билет в двенадцатый ряд. Зал встретил его бурными аплодисментами. Боже, до чего ж он красив, а как сидит на нем фрак! Как здорово он держится, с достоинством и в то же время немного царственно. Молодец, Фарик! Оркестр у него звучит отменно! Не могу сказать, что Малер мой любимый композитор, но я наслаждалась! В антракте вышла в фойе. Надо же, ни одного знакомого лица. И довольно много странной публики. Не в меру расфуфыренные дамы, мужики такие, что им, по-моему, кроме «Мурки» вовек ничего не надо. Что они здесь делают? Зачем им Малер? Или дело не в Малере, а в том, что попасть на концерт Фархада Закирова считается престижным? Скорее всего. А он и вправду стал первоклассным дирижером. Когда он раскланивался и поднимал оркестр, очень пожилая дама рядом со мной
