– Они только и помышляют, – голосил первосвященик, – похитить у нас и отдать своему богу святая святых Вавилона, залог благополучия и процветания нашей земли, драгоценный знак милости Судьи богов – «Дыхание Мардука»! Ибо ведомо о нем…
Начальник охраны, стараясь не зацепить прочувствованно вещавшего жреца, по широкой дуге обогнул оратора и преклонил колени перед государем.
– Тот, о ком ты спрашивал, доставлен, мой повелитель!
Кархан, по-прежнему стоящий подле Валтасара, глянул туда, откуда только что пришел оружный царедворец. У входа в залу пара стражников, держа копья на изготовку, стерегли сравнительно молодого, лет, пожалуй, немногим больше тридцати, мужчину. Грозный скиф нахмурился, пытаясь скрыть удивление. По его расчетам, пророк, коему теперь надлежало дать воспетую в библейской легенде трактовку огненного граффити, должен был выглядеть куда как старше!
Тело сухощавое, но крепко сбитое. Длинная, очевидно, никогда не знавшая бритвы, черная борода едва начала седеть. Вытянутое лицо покрыто темным загаром и сильно обветрено. Взгляд из-под густых тяжелых бровей кажется гордым, но… В облике незнакомца Кархану почудилось нечто такое, что заставило насторожиться. Покуда он не мог понять что, но все же насторожиться не преминул.
Царь остановил жестом обличительную речь Верховного жреца и поманил к себе диковинного гостя.
– Я слышал о тебе от государя, отца моего! А тот видал еще при дворе Навуходоносора. Время милостиво к тебе! Ты почти не постарел с тех пор, Даниил!
– Все в руке господней, великий сын славного отца! Он дает, и он же забирает, – радуясь болтливости царя, в столь немногих словах ознакомившего гостя с историей жизни Даниила, смиренно произнес Намму.
– Правду ли сказывают мне, будто предрекаешь ты конец вавилонскому царству?
– Ветер ли предвещает пришествие зимы, или же зима порождает ветер? – не утруждая себя прямым ответом, парировал жесткий вопрос тот, кого царь именовал Даниилом.
– Но не ты ли разъяснил в прежние годы царю Навуходоносору, что царство его – колосс на глиняных ногах, и близится час, когда сорвавшийся с вершины камень сокрушит его?
– Зачем спрашиваешь меня, царь, о том, что и без слов моих ведомо тебе? Да и где ныне тот, кто вопрошал прежде о знаках дивного сна? Где нынче дети его? Но колосс стоит, и будет стоять до того часа, пока ноги его не переломит камень.
Валтасар, дотоле пытавшийся изображать радушного хозяина, нахмурился.
– Столько