– В самом начале, там, где развилка с Ленинградкой, – уточнил бизнесмен.
Я кивнула:
– Хорошо.
– Сейчас чем займешься?
– Поеду к Беатрисе Мальчик. Надеюсь, она дома. Девушка поет в кабаке, так что наверняка встает поздно.
– Зачем тебе эта шлюха? – насупился Краминов. – Говорю же, преступник затаился в моей семье. Слушай приказ…
– Так не пойдет, – перебила я его. – Это мое расследование, и веду я его самостоятельно. Если понадобится ваша помощь, непременно обращусь к вам. Лучше скажите, как мне представиться вашим домочадцам?
– Романова, – послушно ответил Павел, – Евлампия.
Я машинально отметила, что бизнесмен, в отличие от многих, сразу запомнил трудное имя, и возразила:
– Лучше мне появиться под фамилией вашей настоящей секретарши, чтобы не попасть впросак.
– Романова сойдет, – махнул рукой Павел, – а имя… Елена.
– Ладно, вам виднее, – кивнула я. – До вечера.
Павел мрачно посмотрел на меня.
– Все вы, бабы, такие! – отрезал он. – Никого не слушаете, советов не принимаете, глупости творите… а другим расхлебывать.
Моя толерантность с треском лопнула. Даже если человек ваш клиент, ему не следует оскорблять женщину.
– Все мужики козлы и импотенты! – в тон ему ответила я. – Жрете пиво и ни о чем, кроме рыбалки и выпивки, не думаете, натуральные гоблины!
– Эй, поосторожней, – покраснел Краминов. – Люди бывают разные.
– Отдельное спасибо за слово «люди», – улыбнулась я. – Значит, вы признаете, что и среди женщин пусть крайне редко, но все же встречаются порядочные и здравомыслящие натуры?
– Нет! – отрубил Павел.
– Исключения отсутствуют?
– Полностью.
– Значит, и ваша жена была малопривлекательным человеком? – не выдержала я.
Павел умолк, потом устало сказал:
– Не опаздывай! Ровно в семнадцать у подземного перехода, на стороне движения в сторону области.
Дом, в котором жила Беатриса Мальчик, ничем не отличался от своих соседей, бело-серых блочных башен, возведенных в конце семидесятых годов прошлого века. Стены кабины лифта оказались покрыты непристойными рисунками и надписями, и пахло в ней соответственно. Задержав дыхание, я поднялась на шестой этаж и позвонила в дверь с цифрой «7», вторая часть номера – «9» – исчезла без следа. То ли она отвалилась от старости, то ли ее отодрали те же руки, что изуродовали лифт.
Беатриса открывать не спешила. Я глянула на часы – всего лишь полдвенадцатого, для певицы из ресторана, которая ложится спать около четырех-пяти утра, это раннее утро. Но, похоже, ее нет дома. Поколебавшись пару секунд, я решила побеспокоить соседей, но их тоже дома не оказалось. Из-за створок слышался собачий лай, гулкий, злобный, и звучал он в унисон – похоже, у людей из разных квартир были псы-родственники. Как все собачники, я знаю, что тявканье так же уникально, как человеческий голос, а здесь равномерное, сердитое «гав-гав»