Что он мог ей сказать? Если все это лишь иллюзия, к чему признаваться ей в своем смятении?
Но молчать он больше не мог.
– Я забыл…
– Ты забыл? Что, сердце мое? Свой день рождения? – пошутила она, на сей раз без улыбки.
Он был так серьезен, так напряжен.
– Что ты забыл, любимый? – повторила она.
– Я все забыл, – выдавил он из себя, удивленный и восхищенный нежностью Виктории. – Я ничего не помню. Эта квартира мне незнакома. Я не помню, что было вчера, позавчера, месяц назад.
Виктория озадаченно взглянула на него и пожала плечами. Она села на диван и принялась сушить волосы полотенцем.
– Виктория. – Он затрепетал, произнеся ее имя. – У меня амнезия… кажется.
– Ну брось, хватит! Эти твои сомнительные шуточки!
Она продолжала энергично вытирать свои длинные волосы, наклонив голову.
«Как ей сказать? А нужно ли? В конце концов, каков бы ни был мир, в котором я живу, настоящее и будущее, если они у меня есть, прекрасны, раз она со мной! Так что мне до прошлого? Двенадцать месяцев – что это такое в сравнении с вечностью?»
И все же Жереми знал, что не сможет быть самим собой, если не обретет память об этих двенадцати месяцах. Он решил предпринять последнюю попытку.
– Мне правда что-то нехорошо. Голова болит. И…
При этих словах Виктория подняла голову и посмотрела на него снисходительно:
– Это, наверное, после вчерашнего. Ты столько выпил, ничего удивительного!
Жереми вздрогнул.
«После вчерашнего? Много выпил? Я же терпеть не могу спиртное. Но почему бы нет? Да! Я праздновал свой день рождения и так напился, что забыл целый год».
Гипотеза была смелая, но правдоподобная и вполне утешительная.
«В таком случае я, конечно, жив! И когда пройдет похмелье, память вернется!»
– А что было вчера? – спросил он, радуясь этой мысли.
– Ну ты был хорош! Ты правда не помнишь? – спросила она насмешливо.
– Нет.
– Я понимаю, что тебе хочется забыть! Ты чуть не испортил праздник. Травил неприличные анекдоты, объяснился в любви Клотильде… чуть было не ударил Пьера, когда он попросил тебя замолчать.
Она сказала все это, не поднимая головы, улыбаясь уголком рта.
Ее слова потрясли его. Как он мог? Он слишком робок, чтобы так себя вести. Неужели за год он до такой степени изменился?
– Объяснился в любви Клотильде? А Пьер?
– Не волнуйся, они не обиделись. Они знают, что ты дуреешь, когда выпьешь. А я вчера на тебя разозлилась. Ладно, я понимаю, твой день рождения, алкоголь и все такое… И вообще, – с улыбкой добавила она, – твое признание Клотильде было таким пошлым по сравнению с тем, что ты сделал мне всего год назад.
– Ты говоришь о моем признании в парке? Но… Я, наверно… Я ведь не раз говорил тебе с тех пор…
Она улыбнулась еще нежнее:
– Да, конечно. Ласковые слова. Знаки внимания. Но не настоящее признание. Не то, от которого наворачиваются слезы…
Она