Жорж оставляет расписку: «…Получил от нее семь рублей квартирной платы и заплатил эти деньги за первый визит к ней».
Праздник не получился. Униженная Зинка остается одна – без радости, без мечты. «Ой, как тяжело! Боже!» Она пытается молиться – не получается. Берет гитару, медленно наигрывает старый мотив «Отчего ты бедный, отчего ты бледный», тихо начинает петь совсем иные слова:
Ой, Боже мой, Боже! Ужель не поможешь?
Иль, может, бесплатно помочь мне не можешь?
Обрывает песню и вдруг внезапно, как вопль, взметнув руки к небу: «Ужель и ты, Боже, да хочешь того же?! Приходи! (Руки падали вниз, меж колен.) Приходи и ты!»
Зал в этом месте охал, и я понял его и охнул вместе с ним, когда Раневская проиграла мне эту сцену. Проиграла как-то неожиданно, без видимого перехода, рассказывая о работе с Таировым.
Она любила эту роль, хотя сначала боялась ее. Зинка на десять лет моложе, характер – весь на контрастах: она груба и нежна, ласкова и неприветлива, «перепады» ее настроения быстры и непоследовательны.
Раневская в роли Зинки в спектакле «Патетическая соната». 1931 г.
Ф. Г. рассказала еще об одном эпизоде (удивительно, как надолго, очевидно навсегда, запомнила она текст своей роли). В «город, опоздавший с Октябрем», пришли красные. Жоржик, спасаясь от преследования патруля, врывается в комнату Зинки. Он просит спрятать его: патруль уже близко, поднимается по лестнице, сейчас будет здесь, в мансарде. Зинке поверят, не надо открывать дверь! На коленях, цепляясь за Зинкину юбку, просит Жоржик: «Вы богородица. Вы теперь мне как мамочка».
Зинка, сначала слушавшая Жоржа с брезгливым любопытством, при слове «мамочка» замирает пораженная. «А ну, – робко просит она, – еще раз скажи это слово». Жорж повторяет. Плача, Зинка привлекает его к себе: «Мамочка! Дитя ты мое! Золотое! Не плачь! Хочешь, сиси дам? Свялой, смятой…» И, положив руку на грудь, вдруг прозревает: «Нет!.. Не выйдет из меня мамочки!..» «Цыц!» – прикрикивает она на Жоржа. И глаза уже – злобные, ненавидящие, сухие. Она открывает дверь навстречу патрулю.
Зрители приняли спектакль. Бросали на сцену цветы, долго аплодировали, вызывали автора, режиссера, актеров. Павла Леонтьевна, смотревшая премьеру, очень волнуясь за Ф. Г., после спектакля вбежала в ее уборную, радостная, возбужденная.
– Мы победили! – сказала она.
АНТИПЫРЬИН
– С режиссерами мне всю жизнь везло. В поисках хорошего я меняла сцену на сцену, переспала со всеми театрами Москвы и ни с кем не получила удовольствия!
А в кино?! «Ошибку инженера Кочина» Мачерета помните? У него в этой чуши собачьей я играла Иду, жену портного. Он же просто сделал из меня идиотку!
– Войдите в дверь, остановитесь, разведите руками и улыбнитесь. И все! – сказал он мне. – Понятно?
– Нет, Сашенька, ничего не понятно!
– Но, Фаиночка,