Репортаж о черном «мерседесе». Александр Прозоров

поднялся на второй этаж, нашел двести двенадцатый кабинет, постучал, и сразу заглянул, чтобы разведать обстановку. Внутри комнаты стояли шкаф и два стола, на одном из которых громоздилась допотопная печатная машинка, очень напоминающая «Украину». На этом чуде отечественной механики пытался работать мужчина лет тридцати, в светлой рубашке с коротким рукавом. К своим годам мужчина успел обзавестись обширной лысиной, которая блестела от крупных капель пота – то ли голова перегревалась от напряженной умственной деятельности, то ли просто человек от жары мучился. В открытое окно веяло не свежестью, а зноем, обильно сдобренным выхлопными газами, и крепко жарило полуденное солнце.

      – Вы не подскажете, где найти следователя Соловьева?

      – Я Соловьев, – буркнул он, не отрываясь от машинки.

      – Газета «Час Пик», Стайкин Сергей Александрович. Это вы ведете дело Николая Ретнева?

      – Ретнев, Ретнев… – зажмурился он. – А, помню. Не веду, а вел. Дело закрыто.

      – Как закрыто? – опешил я.

      – Обычно. За отсутствием состава преступления. Самоубийство.

      – Но, подождите… – забеспокоился я. – Он же лежал на углу дома, туда невозможно допрыгнуть с лестницы, а крыша была закрыта.

      – Мог дойти по карнизу. Был там такой. На шестнадцатом этаже, кажется.

      – Зачем самоубийце ходить по карнизу?

      – А хрен их разберет. Следов насилия на теле нет, предсмертная записка есть: «Не могу расстаться с родиной». В Америку он собирался линять. Барахло все продал, квартиру. По его адресу только паркет да предсмертная записка осталась. Так что все чисто.

      – Постойте, – попытался я взять разговор в свои руки. – Если человек собирался лететь за границу, у него должны были быть собраны вещи, деньги, документы. Где все это?

      – Слушайте, – наконец заинтересовался он. – А откуда у вас такое внимание к этому делу?

      – Согласитесь, – достал я журналистское удостоверение, – не каждый день прохожим на головы люди падают. Вот читатели и любопытствуют, что и как.

      – Его вещами тоже читатели интересуются?

      – Вы же сами сказали, что нашли его квартиру пустой, – напомнил я. – Концы с концами не сходятся.

      – Это уже не его квартира. – Вспыхнувший было в глазах следователя огонек погас так же быстро, как и появился, и он опять сосредоточился на печатной машинке. – Барахло он вполне мог сдать в камеру хранения, или еще где оставить. Всплывет потом, как невостребованное имущество.

      – И вы не пытались узнать, где оно, почему он по карнизу гулять отправился?

      – Слушай, парень, – не выдержал следователь. – На мне двадцать девять дел висит. Если буду обсасывать каждое, как леденец, на них десяти лет не хватит. Передай своим читателям, что у одного из эмигрантов от радости крыша съехала, и он к светлому будущему своим ходом полетел. Есть еще вопросы? Нет? Тогда иди отсюда. Без тебя головной боли хватает.

      На улице удалось найти немножко прохлады только