Кругом слоны, Миша. Константин Смелый

сделать первый в своей жизни комплимент, который угодит прямо в цель. – Вы говорили про людей, которые думают, что они слепые, но когда лампочка загорается, они на кнопку жмут. А… Посложнее лампочки они видят вещи? Я имею в виду, допустим… – он сам ещё не понимал, куда клонит, но на горизонте сияло что-то спасительно умное. – Например, если перед таким пациентом день за днём будет садиться очень красивая женщина. Например, если вы будете садиться. Вот как вы сейчас передо мной сидите. Вы садитесь и говорите, как сейчас говорили, но только за стеклом, чтобы ничего не было слышно. Чтобы пациент не знал даже, что перед ним кто-то есть. И так минут, ну, по тридцать каждый день. Он же может через неделю влюбиться и вообще не знать, в кого влюбился. Как вы думаете? Может?

      Вера посмотрела на него, словно он только что материализовался из воздуха, напоённого укропом. Потянулась за нарезанной салфеткой. Потом, видимо, вспомнила, что уже вытирала губы. Вернула руку в исходное положение.

      – Через неделю? – улыбнулась она.

      – Эээ… – Миша начал катастрофически краснеть. – … Ну да, через неделю! – внезапно его окатила та же волна эйфории, что и два дня назад, в кабинете, когда Вера рассказала про забытые деньги. – Он же вас не слышит! Сами посудите. Если б слышал, тогда втрескался бы сразу, о чём разговор. А так через неделю приблизительно. При условии, что глаза действительно видят.

      – Понятно, – сказала Вера. Улыбка немного съёжилась, но не пропала. – Я не знаю, насколько такие пациенты способны различать детали. Но эксперимент интересный. Надо попробовать.

      два и три четверти

      Давайте, кстати, зажмуримся на пару мгновений. Насладимся всеведением. Миша – не который тогда, в прямом эфире, а который за опустошённым столиком в Швеции, – не помнил из этой сцены почти ничего. Даже судьбоносный комплимент выветрился изо всех видов памяти. Осталось только порозовевшее лицо на размытом фоне, подклеенном из другого кафе, и «шапито внутри». «Шапито внутри» соответствовало «квалитативным состояниям» из названия диссертации. Вера наверняка разъяснила ему и «онтологический статус», и наверняка показала на пальцах, почему онтологический статус внутреннего шапито двадцать пять веков бередит умы за отвесными лбами (она здорово всё объясняла, он часто понимал с первого раза), но это он тоже забыл. Подвернулась другая загадка.

      Миша сгрёб одну из перчаток обратно в карман. Встал. Застолбил своё кресло пакетом с покупками. Нашарил в брюках пятикроновую монету. Вспомнил, что официантка унесла кружку. Добавку за пять крон без кружки не дают. Миша посмотрел на шкафчик, в который суют подносы с грязной посудой. Оттуда, что ли, кружку взять? Да что за фигня, ну чего ты жмотишься. Куда тебе деньги. Теперь-то. Куда.

      Он выпустил монету из пальцев. Вытащил пальцы из кармана. Спустился на первый этаж.

      Пока сходил по спиральной лестнице, в голове крутилось воспоминание, сочное и процентов на тридцать ложное: декабрь на Радищева; Вера наклоняется к