Нам делать было нечего, но все равно,
Решили заглянуть и встретились с необычайным.
Необычайной красоты висела люстра там,
На тридцать две свечи, не предназначена для тока,
Ровесница Петра, пузатые комоды по своим местам,
Ну пусть у нас весит, решили – с ней не будет одиноко.
Какая-то необъяснимая виньеточная красота,
Таилась в позолоченной переплетенной вязи,
Казалось в рококо игре – тончайшая игра,
Ты заслужила, чтобы под тобою танцевали князи.
При весе в шестьдесят как балерина невесомая была,
Казалось воздухом пронизана и так прекрасна,
С богемскими хрустальными подвесками она,
Искусством вечным взволновала не напрасно.
Подвесок двести там, такою красотой,
Брильянтовыми бликами сверкая,
Под солнечным лучом, над нашей головой,
Нам глаз и душу звоном услаждая.
Не понимаю, сколько же любви потрачено людьми.
Чтобы отлить ажур, хрусталь волшебный выдуть,
Без суеты всегдашней, без напраслины, возни,
Искусством через сотни лет, наш кругозор раздвинуть.
Дорогая Швеция! Смотрим на люстру и вспоминаем тебя. Люстра, которую мы купили в Швеции. Сделана в 1725–1740 гг. без проводки электричества. Оригинал.
О ней написан стих «Люстра». 2002 год.
Версаль Людовика пятнадцатого времена,
Там бабочками в кринолинах женщины танцуют,
И освещают менуэты наша люстра не одна,
С подругами, все в хрусталях ликуют.
Прошли года, в Париже русский победитель царь.
Без люстры без одной французы не заплачут,
«Давай снимай, в Россию отправляй, не осерчает государь,
Пускай в Москве висит, здесь мы хозяева, а это что-то значит».
А вот Москва, все тридцать две свечи горят,
Танцует Пушкин, девушки кружатся,
И их глаза о счастьи говорят,
Жизнь бесконечна, можно счастьем наслаждаться.
Сто лет прошло и в зале том большевики,
«Эй, Васька, маузер тащи – сосульки постреляем!»
Ну попалили, сорока висюлек нет, смеются от души,
Буржуям для отстрастки, трехлинейной лампы ведь они не знали.
Ну вот такой досталась при покупке нам она
Без сорока отстрелянных привесок.
А ведь без них какая красота?
Красивейших из хрусталя подвесок.
Бежал хозяин дома, люстру разобрал,
Над ней три дня корпел, в России не оставил.
Искусство варварам предать не пожелал,
Посылками на Швецию направил.
А там под ней никто не танцевал,
И не расстреливал хрустальные подвески,
Все восемьдесят лет о ней никто не вспоминал,
Пока мы в антикварный не пришли в тот – шведский.
Купили, в специальный ящик – прямо в дом,
Два метра шестьдесят – «высокий потолочек»,
Ну дырку просверлил под чердачком,
Повесил, не