Из документов о гастролях в Болгарии в 1984 году:
Каждому члену коллектива будут выплачены суточные в размере 12,45 левов в день.
В ЧССР в гостиницах членам коллектива будут предоставлены завтраки. Члены коллектива будут обеспечены обедом и получат 70 крон карманных денег (40 крон на день + 30 крон отказавшимся от ужина).
Внутренние гастроли были более сытными, но тоже непредсказуемыми.
Когда-то давно давали концерты в Красноярске, где было 44 градуса мороза. Во Дворце спорта зрители сидели в пальто. Мы, естественно, были в костюмах. Объявлял Зямочку: «Выступает народный артист России ЗИМОВИЙ Гердт».
Летели мы в Днепропетровск. Вернее, мы стояли лететь в Днепропетровск. В VIPе. Вылет – где-то в 11 утра, а вечером спектакль. Снег шел хлопьями, как плохая бутафория в плохом театре: снежинки огромных размеров. Нет вылета и нет. Везли мы туда антрепризный спектакль «Чествование», в котором один сильный эпизод со мной играли мощные партнерши: Таня Догилева, Люся Гурченко, Оля Волкова. Кто-то из них не мог, ввелась Любочка Полищук. Она играла сестру милосердия, которая пришла к больному. А на самом деле это была его старая любовница. Но так как эту роль исполняли уже и Гурченко, и Догилева, и Волкова, нужно было изобрести что-то другое. И тогда они вместе с режиссером Леней Трушкиным придумали, что она мужик. Стройный, с усами. Единственная проблема была – усы у нее все время отклеивались.
И вот мы сидим в аэропорту. И все говорят: «Кажется, поездка накрывается, пошли». Так как я был там самый старый и самый главный, я говорил «нет» – и все садились. Проходил еще час-другой, авиаторы сообщали: «Нет, сегодня исключено». Все оживлялись: «Ну…» Я говорил: «Нет! Если сейчас выпустят, мы успеваем». В буфете были только чипсы и коньяк. В шесть часов вечера стало ясно, что уже точно никуда не успеваем. Ко мне подходит Любка и говорит: «Разреши». Я говорю: «Рано». – «Ну где, …, рано?! Целый день сидим».
В семь часов я дал отмашку к алкоголизму. А ближе к девяти часам вечера, после чипсов и коньяка, объявляют посадку.
Мы прилетаем в Днепропетровск в одиннадцатом часу в полном разборе. Смотрим в иллюминаторы – такое ощущение, что произошла какая-то катастрофа: весь аэродром в машинах – «скорые помощи», мигалки, милиции навалом. Нас выуживают из самолета, мы плюхаемся в машины и за двадцать минут доезжаем до театра. Было без четверти одиннадцать вечера. Полный зал. Зрители отказались уходить. И выходит совершенно разобранная, как бы это сказать поинтеллигентнее… братия. «Что?! Играть?!» Мятые, страшные. Начали играть. Зрители понимают, в каком мы состоянии, и к нам очень сострадательны. Мы понимаем, что они понимают, и все время извиняемся: «Ну, мы так долго летели…»
По ходу спектакля появляется Михал Михалыч Державин и двигает эту историю, выводя на сцену персонажей. Последней он выводил героиню Любочки. А так как Любочка выходила на сцену через два часа после начала спектакля, она созрела окончательно.
Играли мы в оперном театре. А там между занавесом и оркестровой ямой – почти ничего нет. Выходит Михал Михалыч, выводит Любочку, а она не ожидала, что там так