– Откуда же мне знать… И что? Хотя я уже догадываюсь…
– Правильно догадываетесь. – Полковник тяжко вздохнул. – Съели.
На центральном аэродроме имени Фрунзе на Ходынке они с Колобановым распрощались, но всю дорогу до Ногинска режиссер вспоминал последние слова полковника, простые и точные.
Он сидел на заднем диване уютного темно-красного «Horch-853», подаренного в прошлом году «Мосфильму» германской студией «Olympia-Film GmbH» и врученного лично Лени Рифеншталь. Молчаливый водитель остановился лишь раз, чтобы подкачать колесо, и вскоре Григорий Васильевич уже был на ткацкой фабрике бывшей Глуховской мануфактуры, где и должны были снимать изрядную часть «Золушки».
Здесь уже бегал Кноблок, размахивая руками и ругая нерадивых рабочих.
– Станки будем расставлять вон там! Вон там! А эту стенку несите туда, туда! Да вон туда, чтоб вам лопнуть! Тьфу ты…
Обозлившийся художник-постановщик плюнул и отошел в сторону, присев на ящик.
– Борис, всё лютуешь?! – добродушно осведомился Александров. В привычной обстановке съемок, с запахом нагретого софитами воздуха, целлулоида, свежей древесины декораций он сразу почувствовал себя значительно спокойнее.
– Да невозможно работать. Почему у Охлопкова нормальные рабочие сцены, а здесь какие-то дегенераты?! Нет, я снова уйду в театр, Григорий Васильевич, это не мое. Не мое.
– Давай картину доснимем, а потом посмотрим, – режиссер похлопал Кноблока по плечу. – Сам ведь знаешь, чего мне стоило ее разморозить.
– Да я-то понимаю, но… – начал было Кноблок, но тут же замолчал, глядя куда-то за спину Александрову. Режиссер резко обернулся – так и есть, к ним шла Любовь.
– Ты опоздал, – решительно произнесла она, подойдя. Кноблок тут же куда-то испарился, на случай семейной ссоры.
– Прости, Люба, – сказал Григорий Васильевич виновато. – Вызвали в Смольный, сама понимаешь, я никак не мог… Вылетел на полдня позже. Тут всё равно еще ничего не готово.
– Однако я должна тут сидеть без дела и ждать! – Орлова сверкнула глазами и сердито принялась рыться в сумочке. Нашла пачку американских сигарет с верблюдом на желтоватой пачке, закурила, надув губы.
– Люба, – укоризненно произнес режиссер. – Это же Жданов. Я должен был проигнорировать встречу?
– Послушай, ты прекрасно знаешь, что Жданов – это уже совсем не тот Жданов. Эти ваши съезды, депутаты, аплодисменты, парады – всё осталось в прошлом, всё превратилось в пыль! Григорий, разве ты этого не видишь?! Сталин – Сталин!!! – вынужден советоваться с каким-то отвратительным кальмаром, чтобы…
– Тихо! – крикнул Григорий Васильевич так, что на него оглянулись рабочие-декораторы