Можно вздохнуть с облегчением?
Как бы не так! Теперь он оказывался чуть ли не ключевым звеном германской разведывательной сети, раскинутой на область, и ответственным за уже произошедшую передачу «закадычным друзьям» целого массива сведений. Любой серьёзный провал в разведсети мог привести, да что там «мог», непременно приводил бы к нему – и попробуй докажи тогда специальным товарищам, что ты в самом деле выполнял задание партии, а не соучаствовал в преступлениях разоблачённых шпиёнов и врагов народа!
Войткевич не знал – не мог себе представить при всём том сложившемся уже у него мнении о бериевском НКВД – что его личное дело лежит в глубине стопки папочек раздела «Резерв» и, по всему, должно выползти на свет божий нескоро. Папка же «Везунок» с грифом «Сов. секретно», в которой аккуратно подшиты все его (подписанные оперативным псевдонимом) донесения о германской разведывательной сети, остаётся пока что и не востребованной, и даже не прочитанной. Вот так – потому что никак не могут решиться вопросы с новыми назначениями и распределением обязанностей в Управлении.
Долго это продолжаться, конечно, не могло и не продолжалось – но по причинам, которые чекисты безосновательно считали не зависящими от них.
…Элементарный инстинкт самосохранения требовал обеспечить сохранность разведсети, обезопасить себя от провалов в ней. Простейший путь – предельно затаиться, прекратить даже сбор и передачу информации. Оказалось, что это вполне совпадало с пожеланиями руководства, переданными через Ирму.
Так прошло две недели; но за это время Войткевич окончательно понял, что до наступления германских войск остаются считанные дни. Открытым текстом об этом не говорила ни Ирма, ни второй резидент, Шиманский. Ирма только передала инструкции – ему лично и четырём старшим районных ячеек, с которыми контактировал Яков, и привет «с уверенностью в скорой встрече» от Карла Бреннера. Но при этом она была такая вся воодушевлённая, в таком приподнятом настроении, с таким превосходством говорила и «холуйском» сообщении ТАСС, и о мышиной возне энкавэдэшников, что заставила бы насторожиться и куда менее внимательного человека, чем Войткевич.
И Роберт Шиманский (или, как он теперь произносил, «Шемански») отказался начисто от воскресного преферанса – не до того, мол, будет – да ещё и начал расспрашивать, завершена ли ротация отделения милиции в Яновой Долине. Мол, если там уже все милиционеры наши, он подастся на недельку туда с семьёй.
И переданные Ирмой через Войткевича инструкции для агентов указывали окончательные сигналы и схемы оповещения, и конкретные диверсионные, оперативные или, наоборот, охранные действия, которые следовало предпринять.
Войткевич всё это переправил по назначению – потому что знал: инструкции дублируются и, задержи он их – пришлось бы отвечать перед СД