– Дык хто его знат! – ответил Мокей, почесывая пятерней бороду. – У бабы надоть спросить.
– Три метру хват! – сказал, похохатывая, один из старателей. – Ежели не толста низом, на сарафан хват!
– А ну дай-ко ту жердину! – повелел Семен, показывая на палку, похожую на оглоблю, продетую сквозь тюк материи.
Ему подали. Он повертел ее в руках, поставил рядом, как бы измеряя самого себя. Жердина была значительно выше его. И сказал:
– Пойдет заместо метра!
Все насторожились, догадываясь о том, куда клонит «хозяин». Особенно девахи и молодухи. И в ожидании заулыбались. А Семен Хлыбин, отступив в сторону с дорожки, поднял за край материю и рывком разорвал ее. Потом на глазах у всех отмерил своей жердиной три «метра» материала и оторвал кусок. Подмигнул своим старателям, поправил пальцем усы, сказал:
– Ну-ко, хто первая!
Девки и молодухи нерешительно топтались, подталкивая друг друга. Они верили и не верили в то, что материю он даст вот так, задарма. Может, думал как-то отмстить им за то позорное беспокойство, какое они ему причинили. Всякое может быть.
– Тады вот что, женщины-красавицы! – решил Семен, понимая, что надо скорее заканчивать «концерт». – В первую очередь, как и положено, отмерим на сарафаны всей женской родне, а потом и всем остальным.
И с этими словами он вручил «метр» ближе всех стоящему к нему мужичку из его компании, весело повелевая:
– Меряй! – и добавил, грозя пальцем. – Но не щупай!
Все весело загоготали. А Семен, довольный исходом, поднялся на крыльцо к деду Мокею. Вслед за ними в дом потянулись и остальные, шумно обсуждая забавный «фокус-мокус». Понесли и ящики с бутылками.
В просторной горнице сразу стало тесно. Сидевшие за длинным столом жались друг к дружке, уступая места новым гостям. Накрыли еще один стол, принесли еще стулья и лавку, стаканы и тарелки. А Семен Хлыбин, стараясь не упускать из своих рук «верховного командования», чинно поздоровался с Терентием, поздравив его с успешной службой, уселся рядом с ним и стал распоряжаться. Перво-наперво он повелел, чтобы роздали присутствующим по бутылке шампанского.
– Убрать самогон, он нутро портит, – голос у него был командирский. – Будем чествовать Терентия по-военному! Дружным залпом изо всех стволов! Слушай мою команду! Пробок не срывать, а наперво открутить проволоку! И пальцем придерживай пробку, чтоб не повыскочила!
Когда мужики, весело гогоча, выполнили его команду и держали пальцами пружинящие пробки, а женщины затыкали себе уши, Семен выдержал паузу и крикнул:
– Огонь! Пли!
Залп получился не очень дружный, но шумный, и пробки, стукнувшись о потолочные плахи, летели обратно на стол, на головы, поднимая веселую суетню. Пили пенистое шампанское за Терентия, за весь род Чухониных, пили потом золотистый коньяк, завезенный на Дальний Восток из далекого Кавказа, потом пили коньяк с шампанским вместе, смешивая