Приехал на Пироговскую, дом 17. Сколько раз входил я в этот подъезд!
Меня уже ожидают сотрудники, ожидают записки – Богина предупредила по телефону. Вот они – в белых бумажных обложках. Пятнадцать. Твердым почерком. По-французски: «La verité, rien, que la verité» – «Правда, и только правда»[372].
Вы думаете, я обрадовался? Нет! Я так привык искать эти записки, что мне показалось, будто у меня что-то отняли.
Но мало-помалу эта пустота стала заполняться содержанием записок.
Они интересны. Очень. Очень обширны. В них более семисот листов. Привести их здесь полностью невозможно. Даже в пространных выписках. Это придется сделать отдельно. А сейчас в переводе Л. В. и Н. В. Классен я процитирую те страницы, на которых Анненкова ведет рассказ о Пушкине, о Лермонтове, о Москве начала 30-х годов, об атмосфере, в которой возникли те новогодние мадригалы и эпиграммы, с которых мы начали этот рассказ.
8
Прежде всего остановимся на эпизодах, связанных с именем Пушкина, которого, как уже было сказано, Вера Бухарина впервые увидела в Киеве, в доме отца своего, занимавшего пост губернатора.
«…возвращаюсь к воспоминаниям детства, связанным с Киевом, – пишет она. – Из смутных воспоминаний прошлого полнее всего сохранилось впечатление от прекрасной Андреевской церкви, расположенной на горе и более поэтичной, чем в настоящее время: тогда она одна выделялась на небесной лазури и казалась устремленной ввысь; ее не принижало еще соседство дома Попова, новой «Десятинной» церкви и дачи Андрея Муравьева – этого «Андрея Незванного», который явился заменить «Андрея Первозванного», как об этом сказал с насмешкой один злой шутник.
Губернаторский дом находился на Липовой улице – более прекрасных лип я на свете не видела; их заставил срубить безжалостно один губернатор. Я никогда не могла постигнуть этот акт вандализма со стороны человека, оказавшегося цивилизованным варваром, – это граф Левашов[373].
Мой отец и мать широко принимали, киевское общество в эту пору было очень приятное, и я хорошо помню некоторых постоянных посетителей нашей гостиной.
Это – предводитель дворянства граф Олизар, граф Ходкевич, братья Муравьевы-Апостолы (тот, который был повешен, и другой, которого сослали в Сибирь по делу 14 декабря). В ту пору оба они были переведены в армию, когда прежний Семеновский полк раскассировали и они служили в полку, расположенном в Белой Церкви.
Молодой поэт Пушкин был сослан за стихи в Киев, и он говорил, что «язык его довел до Киева и, может быть, даже за Прут» (эта фраза в подлиннике по-русски. – И. А.).
Мой отец, обязанный за ним наблюдать, просил его для облегчения этого дела считать губернаторский дом своим. Молодой поэт поймал его на слове и проводил свою жизнь у нас.
Бестужев-Рюмин, князь Волконский, прозванный «Бухна» (в подлиннике по-русски. – И. А.), Капнист,