В чем себя можно упрекнуть?..
Подкинул Ариогезу загадку. Пусть теперь царь квадов задумается – не промахнулся ли он с Марком, не вляпался, если даже в Бебии не сумел разглядеть римского вельможу? Пусть оледенит его сомнение, приживется там, свернется холодной змейкой. Если откровенно, Марк был не прочь заключить мир на тех условиях, которые повез с собой Бебий. Иное дело, согласится ли Ариогез?
Все это пустое. Загадывать – только обманывать себя.
Император поднялся, прошел в кабинет, присел возле одного из сундуков, где хранилась его личная библиотека. Достал записи, нашел те листы, что были уложены в третью по счету книгу. Отыскал искомое место:
«Ищут уединения в глуши, на берегу моря, в горах. Вот и ты об этом тоскуешь. Только все это как-то по-обывательски, ведь стоит только пожелать, и сей же час уединишься в себе. Вспомни, нигде человек не уединяется глубже и надежнее, чем у себя в душе, особенно если обладает он тем, на что, стоит только взглянуть, сразу обретешь совершеннейшую благоустроенность.
Вот и помни на будущее об уединении: прежде всего не дергайся, не напрягайся – будь свободен и смотри на вещи как мужчина, гражданин, как существо смертное. И пусть будет под рукой двойственное. Одно – что окружающие тебя вещи не касаются твоей души и стоят недвижно вне ее, а досаждает только внутреннее признание. И второе – все, что вокруг тебя, скоро подвергнется распаду. Его больше не будет…».
Стало грустно. Мысль оформилась. Чему она научила его? Зачем вообще перевел гору драгоценного пергамента? В чем польза этих нравоучениий, какой толк от «философствований»? По словам Антисфена{3}, «философия научила его беседовать с самим собой». И что? От каких постыдных поступков удержало его, Марка, это умение? Сколько смертных приговоров он подписал, а среди них, несомненно, были и невинные люди. Выходит, его руки в крови? Впереди война – дело жестокое, темное, беспокойное. Ты хотел прилечь, отдохнуть, потом вскочил, бросился к записям. Уединением в себе не руки ли пытаешься отмыть? Ищешь успокоения?
Жалуешься?
Нисколько.
Марк поднял кипу исписанных листов и как бы взвесил ее. Так и замер, пока Феодот, заинтересовавшись подозрительной тишиной, не заглянул в зал. Злоба, смешанная с обидой (то есть возмущение) плеснулись в душе – сказано, не тревожить!
Может, приказать выпороть его?
Стало совестно. Следом сам собой навернулся ответ. Если насчет ложного самомнения, похоти, скорби (неразумного душевного сжатия) ему трудно настаивать, помогли ли эти записи избавиться от названных пороков, то не без помощи письменных отчетов ему удалось излечиться от таких пагубных душевных склонностей, как жестокость, алчность, склонность к обидам и возмущению (то есть неразумной гневливости).
В том Марк мог поклясться.
Жестокостью – или, точнее, сопряженным