– Чего зря говорить? – Ицек проглотил последние крошки. – Мне этот локаль теперь не простят!
– А вот это я на себя беру…
Мендель поднялся с бочонка, выпрямился во весь рост, и огонек свечи резко качнулся в сторону…
Постолы из сыромятной кожи были очень удобны. Малевич, томясь от безделья, сшил их сам и теперь, поставив ногу на ступеньку, с удовольствием рассматривал свое изделие. К тому же обувка напомнила ему молодость, прошедшую в белорусской веске[12].
Оглядев со всех сторон обувку и весело попрыгав, Малевич поднялся наверх и вошел в комнату Лечицкого. Сам полковник, облаченный в атласный халат со стегаными отворотами, сидя у камина, что-то читал. Увидев Малевича, он опустил книгу и спросил:
– Ну что, комиссар, решил уйти? Боишься-таки?
– Боюсь, – Малевич кивнул. – Не верю я, что за одно знакомство немцы целую усадьбу отвалят… Не та публика! Так что, сами понимаете…
– Понимаю, понимаю, но только ведь и не каждого после тюрьмы да заграницы на батальонного комиссара аттестуют…
В комнате повисла напряженная тишина, и, чтобы ее разрядить, Лечицкий с каким-то безразличием поинтересовался:
– Да, комиссар, хочу знать, ты и сейчас убежден, что ваш строй самый лучший?
– Хватит ерунды… – Малевич качнулся к двери.
– Жаль… – Лечицкий вздохнул. – Хотелось поговорить с тобой кой о чем. Специально ждал, пока выздоровеешь, да ты я вижу, как волк матерый, все в лес смотришь…
– За то что сделали для меня, поклон низкий… Вот только, не взыщите, платить мне нечем.
– Платить не мне будешь, России! – Глаза Лечицкого под стеклышками пенсне строго блеснули. – Надеюсь, воевать идешь?
– Да, воевать!
– А куда?
Не спуская глаз с полковника, Малевич упорно молчал.
– Так… Ты, может, думаешь, бывший дворянин Лечицкий Россию за старый дом продал, а? Дурак ты дурак, унтер! Сказал бы я тебе, да время не то… Немцы Ростов взяли, на Москву идут.
– Не может быть…
– Может… Отступают твои «красные маршалы». Позорно отступают! Вот только почему, а? Может, ты комиссар, знаешь?
– Не знаю… – Малевич сжал зубы. – Я одно знаю: драться надо!
– Да, в этом ты прав… – Лечицкий встал, подошел к окну, постоял, глядя на как бы подернутое дымкой озеро, и повернулся к Малевичу. – У меня ж вещи твои, комиссар, чтоб не забыть…
Полковник наклонился к ящику шкафа и вытащил сверток.
– Вот возьми. Тут пистолет, документы, часы. Форму брать пока не советую. Пусть у меня полежит… Сапоги, конечно, отличные, но я б на твоем месте их не обувал, попадешься сразу.
– Да, в постолах лучше, – Малевич развернул сверток и усмехнулся: – А за сапогами я потом зайду.
– Значит, тут решил оставаться?
– Не знаю… Я людям из обслуги вашей сказал, что на белорусскую сторону переберусь. Родных проведать.
– Ладно,