А вот что говорить, я не знаю. Для импровизаций пока не хватает уверенности, поэтому я заучил несколько любимых молитв из Библии. Иду в гостиную, встаю перед нашим коричневым секционным диваном, вытягиваю руки, склоняю голову и тихим, но чистым голосом цитирую отрывок из Книги Иова: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»
Это прекрасный отрывок, но он вызывает у меня странное чувство. Я редко произносил слово «Господь» – разве что «Господи!» А слово «Боже» обычно использовал в сочетании с «о» и «мой».
Отсюда и дискомфорт. Ладони вспотели. Я пытаюсь говорить искренне и серьезно, но чувствую, что на двух разных уровнях перехожу некие границы. Во-первых, мне кажется, я нарушаю запрет, наложенный первосвященниками агностицизма. Во-вторых (что еще хуже), возможно, я нарушаю Третью заповедь. Говорить святые слова, в которые не веришь, – не значит ли это произносить имя Господа всуе?
Смотрю на часы. Я молился всего минуту, а обещал делать это хотя бы десять минут три раза в день.
Итак, продолжаю работу. Пытаюсь прищуриться и представить Его. Терплю фиаско. Сознание выдает набор клише: вид на Вселенную из Планетария Хейдена[18]; скрытая туманом ближневосточная гора, что-то вроде разноцветных спецэффектов из «Космической одиссеи 2001 года»[19] Стэнли Кубрика – почти все стереотипы, кроме персонажа в струящейся белой мантии, который говорит глубоким басом.
Пока я могу только сказать, что надеюсь на улучшения в будущем.
И они возможны. В старших классах у меня пару раз были переживания, которые можно назвать околомистическими. Как ни странно, курение не совсем табака было ни при чем. Они возникали неожиданно и длились секунды – не дольше чиха, – но запомнились надолго.
Когда я пытаюсь их описать, то говорю, как ведущий ЭСТ-тренинга[20], но что поделать. В эти моменты я ощущал единение с Вселенной. Граница между мозгом и остальным миром внезапно растворялась. Я не понимал связь всего и всех умом, но чувствовал ее, как чувствуют простуду или тошноту. Озарения снисходили без предупреждения. Одно пришло, когда я лежал на одеяле на Большом газоне Центрального парка, другое – когда ехал на сверхскоростном поезде во время семейного путешествия в Японию. Я одновременно чувствовал себя униженным (моя жизнь казалась такой мелкой и незначительной) и бодрым (но в то же время она – часть чего-то огромного). Послевкусие ощущалось несколько дней и хотя бы на время делало меня более умиротворенным, подобным Будде.
По неизвестным причинам озарения внезапно прекратились, когда я перешел в выпускной класс. Быть может, в этом году они вернутся. Или же я приду к выводу, что это были дешевые трюки моего собственного мозга.
В одежду из разнородных нитей, из шерсти и льна, не одевайся.
День