– Вот и я говорю, что он, но некоторые сомневаются, – усмехнулся один из егерей. У него были капитанские нашивки на рукавах.
– Не-е, точно он. Откуда вы его взяли?
– Он, бедный, заблудился, не знал, куда идти, плакал от страха, и тут мы случайно на него набрели, пришлось брать с собой. Время-то знаешь какое – опасное. Пропадет он один, бедолага, – капитан, изменив тон со снисходительного на серьезный, резко закончил: – Нам надо побыстрее доставить его куда следует.
– В зоопарк, что ли?
– Шутник, – улыбнулся капитан, – правильно догадался. Очень редкой породы зверь. В природе почти вымер. В зоопарке от посетителей отбоя не будет.
Пленник понимал речь, но злился молча, боясь сказать что-нибудь в ответ, видимо, хорошо уже знал, что за этим может последовать.
– Машина у меня старая. Постоянно ломается. Из-за этого и в дороге подзадержались, – сказал водитель.
– Ну, милый, какая есть. Поехали.
– Поехали. Вот только мест в салоне на всех нет. Десантники там у меня.
– Ну, хоть бедолагу-то нашего приютите? – капитан кивнул на пленного.
– Думаю, да.
– И на том спасибо. Только смотрите, не придавите в темноте. Эй, десант, слышите меня, – заговорил погромче капитан, – я бы его и сам придавил, но очень с ним хочет поговорить руководство.
– Хорошо. Хорошо, – послышалось из трюма машины. – Поехали побыстрее.
– А мы как-нибудь на броне ночь коротать будем. Не в обиде. Лучше сидеть на броне, чем топать к базе пешком.
Война в Истабане перешла в партизанскую стадию. В таком виде она могла продолжаться не месяцами, а десятилетиями. Опыт такой известен еще с XIX века. С той поры изменилось только вооружение враждующих сторон. Боевиков осталось немного, но никто не питал надежд на то, что они побросают оружие, вернутся к мирной жизни, станут обрабатывать давно заброшенные поля, которые за последние годы пахала разве что артиллерия.
На левом крыле бронемашины виднелась вмятина. Ее немного выпрямили, чтобы она не задевала гусеницу, да заменили поврежденный взрывом каток и траки. К счастью, никто тогда на броне не сидел. Тем взрывом немного оглушило экипаж и водителя. Его голову сейчас плотно облегал шлем. Водитель мог услышать лишь переговоры по рации, а проклятия, которыми осыпали его сослуживцы, доставались ветру…
Веки липли одна к другой. Как только глаза закрывались, тут же сон подбрасывал в сознание точно такие же картинки, которые должны были видеть глаза: ночь, звезды, дорогу, снег. Но как только Кондратьеву казалось, что теперь пришло время подбросить в сознание что-то отвлеченное, водитель наезжал на очередную кочку и все просыпались.
Так они ехали минут двадцать.
Двигатель взвыл. Из выхлопной трубы вырвалось слишком большое облако отработанных газов, оставив позади БМП нечто напоминающее дымовую завесу.