С проворством лисы карлик сунул нос в бокал, где бурлила зловещая серо-багровая смесь, и шумно вдохнул, раздувая ноздри. Родни готов был поклясться, что часть коктейля проходимец всосал носом.
– Мне жаль тебя, добрый бармен! В твоей голове живут осы бже-дже! Их личинки выжрали твои мозги… Да будет тебе известно, что в «Чики-Чаку» идет вытяжка из коры дерева лимбали, черный ром «Барон Суббота», щепоть сушеного лотоса, настойка на печени гиены мбола-мбола, не знавшей самца…
– Ром и лотос там есть! – возмутился Родни.
Карлик отмахнулся от его жалких оправданий:
– …бренди из бузины и сок манго. И еще туда надо плюнуть! Смачный плевок – вот залог вкуса «Чики-Чаки»!
– Ну, – сдался Родни, – если вы так настаиваете…
– Настаивать надо печень гиены! На водке. А раз печени нет, плевать уже бесполезно, – в пронзительном голосе карлика звучала вселенская скорбь. – Пей это сам, добрый бармен. А мне дай рому. Черного рому, чтобы залить тоску Папы Лусэро. Никто в Ойкумене не умеет готовить «Чики-Чаку»! Даже ты, друг мой… Что ты суешь мне стакан! Бутылку давай!
Ухватив за горлышко литровую бутыль «Барона Субботы», карлик слизнем – казалось, он утратил все кости – сполз с табурета. Марк готов был биться об заклад, что вудун растечется по полу. Судя по всему, карлик успел набраться под завязку. Но, против ожидания, знаток экзотических коктейлей встал на ноги и потопал к своему столику «противоторпедным зигзагом». Налетая на чужие столы и стулья, карлик ругался:
– Чего расселся на дороге? А ну, убирайся!
«Да он слепой! – дошло до Марка. – Вот Родни и терпит его выходки. Рука на калеку не поднимается. А он, скотина, пользуется…»
В жизни Марка Кая Тумидуса уже был карлик – душа скандалов, фитиль потасовок, весельчак и хулиган. Но если акробат Пак, друг деда, был гориллой, способной пересчитать зубы толпе забияк, возомнивших о себе, то слепец, тощий и вертлявый, напоминал наглую макаку.
«Прибьют ведь дурака…»
Добравшись до места назначения, карлик выдернул зубами корковую пробку и нахлюпал себе рому. Минутой позже к дебоширу присоединилась пара девиц в боевой раскраске. Птица и змея – ядовито-розовый плащ первой, сшитый из синтетических перьев, чудесно гармонировал с шелестящей «чешуей» подруги. Птица щебетала без умолку; змея была глухонемой, объясняясь на языке жестов. Как для Марка, змея вполне могла скрасить увольнение будущему офицеру. Но тот факт, что она польстилась на пьяницу-калеку, ронял девицу в глазах курсанта ниже плинтуса.
Что такое «плинтус», Марк не знал. Так говорил дед, когда имел в виду: дальше падать некуда.
Пригубив пиво, он окинул взглядом бар в поисках любви. Снять шлюху проблемы не составляло. Курсанты так и делали, гоня прочь сомнения: плати, солдатик, и не парься. Когда приходил денежный перевод от матери или деда, Марк проводил ночь с двумя куколками, за разумную плату готовыми вознести клиента в рай. Сейчас же ему хотелось большего. Трех куколок? –