– Ты заговорил как лирик.
– А я в душе и есть лирик, несмотря на все математические пристрастия. В детстве я очень боялся смотреть в зеркало, постоянно казалось, что увижу что-то страшное за спиной или то, чего быть не должно. Был пик этого ощущения, когда мне стукнуло двенадцать лет. К маме дальний родственник приехал, летом, я встал поздно, пошёл умываться, глянул в зеркало и обомлел: там какой-то жуткий упырь стоит бородатый! Я побелел, позеленел, слова вымолвить не могу, только мычу. Ну, он понял, что я испугался, маму позвал… но потом я долго вспоминал и видеть его не мог: сяду есть, а он вроде рядом за столом – чёрная фигура, смотрит тяжёлым взглядом.
– Каждый из нас чего-то пугался в детстве.
– Не могу сказать, что я сильно впечатлительная натура, однако отходил долго, подозрительно разглядывал пустые стулья, искал призраков, а смотреться в зеркала до сих пор не люблю. Математика помогла отвлечься, я с шестого класса лицея пошёл в математический кружок, увлёкся лингвистикой, геометрией, числонавтикой, перестал рефлексировать. Стал собирать многогранники из кусочков древесины и таким образом добрался до формологии. Ну а дальше всё пошло закономерным путём. В тридцать три года я впервые совершил переход в голову «родича» из десятого Ф-превалитета.
– Напугал?
– Больше напугался сам. Мой визави в десятом числомире оказался очень далёк от математики, там он служитель Федеральной системы исполнения наказаний, тоже учёный, профессор, лекции читает в универе, но – по психологии. Он вычислил меня мгновенно, пришлось бежать. Хотя впоследствии я с ним беседовал и во всём признался.
– Мне редко встречались «родичи»-учёные, можно сказать – ни разу, всё больше монахи, религиоведы, торговцы и киллеры. А почему ты увлёкся формологией? А не чем-нибудь менее экзотическим и более экспрессивным? Сейчас столько новых видеоигр рекламируется, да ещё с эйдоэффектами, с эффектами присутствия.
– С детства не увлекался играми, не считая подвижных – футбола и волейбола. Больше читал и мечтал, рисовал хорошо, несколько картин сохранилось акварельных – пейзажи иных планет. Но потом всё заняла математика. В начале века мне довелось увидеть церковь Саграда Фамилиа в Испании, куда я попал с отрядом лицеистов. Тогда только-только отменили визы, и все ринулись на экскурсии в Европу. Форма церкви меня так поразила, что я начал искать подобные геометрические экзерсисы в Сети. Мой учитель математики, который вёл кружок, был знаком с академиками Барашниковым и Ломдау, которые разработали иерархию строения Вселенной как геометрический объект, и мне довелось слушать их беседы. Я балдел от раскрывающихся передо мной горизонтов! С колотившимся сердцем воспринимал таинственные термины: теорема Фробениуса… кватернионы… некоммутативные алгебры… финслеровы пространства… До сих пор помню афоризм Кронекера, который привёл в беседе Барашников: «Целые числа созданы Господом