В финале турнира, проходившего в парижском цирке, Константу противостоял рыжий и чересчур грузный баварец. Соперник легко уходил от захватов и выскальзывал из рук. Может быть, он тоже смазал тело маслом, как один из противников легендарного русского богатыря? Ле Маре собрал все силы в кулак и, схватив за трико, потащил немца в центр арены. Там, пользуясь преимуществом в росте, навалился грудью на его голову и нагнул ее до своей талии… Бросок! Тяжелое тело, совершив немыслимый пируэт, рухнуло на ковер. Потом беднягу долго не могли привести в чувство…
Бурный поток воды стремительно несся навстречу неприятелю. Никто не сможет его остановить!
Ле Маре, Ляо и Тири сели в броневик и помчались к товарищам по оружию, укрывшимся за высокой железнодорожной насыпью.
К утру все было кончено. Враг отступил на правый берег реки Изер. На 700-километровом участке фронта, от Северного моря до швейцарской границы, снова установилось позиционное равновесие. В этот раз надолго. Впрочем, немцы и не пытались его нарушить – у них начались проблемы на Восточном фронте…
В тот день, когда на Западном фронте немецкая кавалерия занимала Брюссель, россияне, отбив все атаки неприятеля, форсировали Збруч и вторглись на территорию Австро-Венгрии.
Войска, прибывающие на фронт, сразу вступали в бой.
21 августа между Ярославицами и Волчковцами[7] состоялась самая большая и фактически единственная кавалерийская битва Великой войны, в которой сошлись бойцы 10-й российской и 4-й австро-венгерской дивизий.
А 19-го ингерманландские гусары еще отдыхали после утомительного похода, и ротмистр Барбович соблаговолил поднять их боевой дух:
– Здорово, братцы!
– Здравия желаем, ваше благородие!
– Завтра нам предстоит снова, так сказать, понюхать пороху!
– Да уж не впервой! – первым откликнулся старый служака Степан Гордина, уроженец донбасских степей, воевавший вместе с ним на далекой корейской земле.
– Тебе то что? Хоть эскадрон, хоть сотня… А вот сосед твой, небось, уже в портки наложил…
– Кто, Васька? Да он один их всех на капусту покрошит. Мы с вами и прискакать не успеем!
Иван Гаврилович приблизился к новобранцу – высокому, ладно сложенному молодому человеку лет двадцати пяти.
– Женат?
– Так точно, ваше благородие! – бодро рявкнул Василий.
– И детишки есть?
– А как же без них? Парнишка да девонька… Мал мала меньше…
– Ну а баба у тебя хорошая?
– Так точно! Еще как хороша-с… Работает, словно лошадь…
– Я не в лошадиных смыслах, а в бабьих.
– То есть в постели, – подсказал Степан, хорошо знавший повадки своего командира.
– Горяча… Точно сковородка…
– Звать-то как?
– Аграфеной…. Грушей, значит.
– А писать умеет?
– Никак нет: не грамотная