– У меня есть и деньги, и возможности. Я хотел бы заключить сделку.
Он выдвинул хорошие условия, но Луиза Мадлен все равно торговалась, поскольку чувствовала, что именно это необходимо Норману. И тот остался доволен.
Их сделка, пожалуй, оказалась самой большой удачей для Луизы. Норман не был скуп, скорее рачителен, и это качество лишь увеличивало симпатию к нему. Его расчетливость, предусмотрительность, уравновешенность и умение в любой ситуации сохранять лицо были близки и понятны. Пожалуй, надели его Всевышний красотой, Луиза сказала бы, что встретила себя, но в мужском обличье. Но красотой Норман не обладал, да и в постели был скучен.
Отказывая Луизе в праве на других любовников, он не протестовал против исполнения ею супружеского долга, и потому внезапная беременность поставила Луизу в неловкое положение.
Теперь, ожидая решения Нормана, Луиза Мадлен кляла себя за то, что не переехала к нему на содержание. Тогда ей казалось, что нельзя расставаться с мужем, в которого вложено столько времени и сил. А вышло, что муж, не имея ни капли благодарности в сердце, расстался с Луизой.
– Пожалуй, она столь же некрасива, как и я, – сказал Норман и взял младенца на руки. Девочка не плакала, но разглядывала отца большими холодными глазами. – Жаль. Красота – оружие в руках женщины. Но будем надеяться, что Господь наделил ее моим разумом… или вашим.
Это была первая похвала, которой удостоилась Луиза.
– Как вы назвали дитя? – Норман передал девочку матери.
– Жанна-Антуанетта. Если вы не возражаете.
– Не возражаю. Но надеюсь, что теперь вы примете мою опеку.
Луиза согласилась: да и что она могла сделать теперь? Ее благополучие внезапно оказалось в крошечных ручонках новорожденной дочери.
Эта соперница была некрасива.
Но опасна.
– Сво-о-олочь, – невеста рыдала, подвывая и вытирая нос атласным подолом свадебного платья. Платье было объемным, и пухленькие ножки невесты выглядывали из белой кружевной пены.
– Не плачь, Таточка, он того не стоит.
Свидетельница в чем-то розовом, облегающем выпуклости и впадины тела, стояла в дверях, обмахиваясь бумажным веером. Она была по-змеиному длинна, тоща и ленива.
– Он сволочь! – всхрюкнула невеста и швырнула свадебным букетом в окно.
– Сволочь, – свидетельница не стала спорить. – Хочешь семак?
Семечки она носила в розовом клатче, куда запускала руку, шарила с задумчивым видом, словно удивляясь тому, сколько всего способно уместиться в крохотную сумочку, и, вытащив горсть, пересыпала в ладонь. Черные зернышки она сдавливала нарощенными ногтями. Раздавался хруст. Ядро летело в накрашенный рот, а шелуха – на пол. Алина раз пять открывала рот, чтобы сделать замечание, но всякий раз наталкивалась на холодный равнодушный взгляд и замолкала.
Нельзя