Знак небес. Валерий Елманов

из князей их не усаживал. С другой стороны, тот же епископ Симон сидит и не возмущается таким соседством. А мастеровым с купцами тоже не по себе. Почетно, конечно, что и говорить, когда тебя уравняли со всей городской верхушкой, такое обращение дорогого стоит, но уж больно оно непонятно.

      Потому и смотрели все на вошедшего Константина настороженно, с прищуром. Во всех взглядах, устремленных на него, явственно читался один и тот же вопрос: «А кто ты есть таков, рязанский князь, и кем во Владимир стольный пожаловал?» От ответа на этот вопрос зависело не просто многое, а все, включая и дальнейшее отношение горожан.

      Одно дело, если пришел ты рачительным хозяином. Такому Русь многое простить может. Даже кровь не станет неодолимой преградой, если проливал ты ее не излиха. Где грань? Пожалуй, лишь сердце ее чувствует. Ежели не ропщет, не вопиет об отмщении – стало быть, по уму лил, без злобы.

      Зато если ты явился разорителем, то, даже если сумел занять княжеский терем вовсе без крови, долго терпеть тебя не станут. Посмотрят малость, как ты свою же землю обираешь с бестолковой жадностью, не то что на годы вперед не думая, но и о завтрашнем дне не помышляя, да и турнут в шею. Вече-то градское имелось везде, а не только в знаменитом Великом Новгороде. Там оно просто погорластее других, побестолковее, и собиралось почаще – вот и вошло в историю. В других городах пореже, лишь когда на душе накипало сверх меры. Но уж коль сойдутся людишки, держись. Всем на орехи достанется, без разбору. Те же киевляне сколь раз выгоняли из города своих князей: «Уходи, княже! Не люб ты нам!» И уходили. А куда тут денешься, когда весь град против тебя встал?

      Вот и глядели ныне владимирцы во все глаза на чужака, пытаясь постичь – с чем и в качестве кого пришел в их город рязанский князь?