– Волнуетесь?
– Нет. Скорее всего, в душе еще не все отболело. Как начну прокручивать в голове эту историю заново – шрамы горят огнем, осколки бродят под кожей, а сердце закипает такой злостью, что кажется, вот-вот разорвется. В такие минуты я сам себя боюсь.
– Вы начните, – как можно мягче попросил я. – Начните, а там будет видно. Почувствуете, что трудно, тут же остановитесь.
– Да, я через это должен перешагнуть. – стиснув совсем уже белую кисть, прошипел Шерзамин. – Должен! Иначе я не пуштун…
Так вот, крупнокалиберный пулемет бьет по моим товарищам, а я в десяти метрах от него, но беспомощен, как годовалый ребенок. Осмотрелся… Из ног течет кровь, из руки просто хлещет, комбинезон посечен осколками, но самое скверное – потерялись ботинки. При катапультировании такое бывает: шнурки почему-то рвутся и ботинки с ног слетают. Левой рукой кое-как перевязал раны и выбрался из щели. Лучше смерть, чем плен, решил я, и пополз прямо под пулеметными очередями. Не задело. «Значит, еще рано, значит, такова судьба», – решил я.
Добрался до кустов и начал взбираться на небольшую горушку: осмотреться, куда двигаться дальше. Взглянул на часы, на эти самые, – показал он хорошо знакомые «командирские». – Как ни трудно в это поверить, но после всех пертурбаций они ходят до сих пор и стали моим талисманом, только стекло заменил. Так вот стрелки показывали девять ноль-ноль. Хост на западе – значит, тянуть нужно туда.
Пошел… Острые камни, колючки, сучья, а я босиком. Боль адская. И кровь не останавливается. Оглянулся – за мной красный след. Взять меня было проще простого, но душманов подвела самоуверенность. А может, деньги делили, потому и не спешили: никуда, мол, этот летун не денется, он на нашей территории.
– Какие деньги? – не понял я.
– У каждого душмана, как самое святое, в кармане хранится прейскурант на человеческие души. Убил или взял в плен летчика – получай миллион афгани, пехотного полковника – восемьсот тысяч, подполковника – пятьсот, капитана – двести, лейтенанта – сто тысяч.
– А кто платит?
– Те же, кто дает оружие… Через три часа я пересек ущелье и забрался на Черную гору, – продолжал Шерзамин. – Смотрю, кружит самолет. Ребята ищут мой труп, догадался я. Но я не труп, я живой! Содрал с себя остатки комбинезона, соорудил нечто вроде флага и начал этими тряпками размахивать. Увы, но моего сигнала друзья не заметили и улетели восвояси.
Дело прошлое, но в этот момент я совсем раскис. Правая рука стала темно-синей, в глазах круги, ноги не держат, ступни превратились в кровавое месиво. «Пропади все пропадом», – подумал я, и подошел к краю пропасти: «Прыгну – и конец мучениям!» Но потом зло взяло: умереть, не захватив с собой ни одного «духа»?! Нет уж, черта с два, такому не бывать!
Спустился вниз. Трава выше пояса, острая, как бритва. К боли притерпелся, а вот змей боялся: их в траве видимо-невидимо,