А вот не надо быть с людьми излишне суровыми. Добрее надо. Тогда и улыбаться вам начнут, и с режимом шалить перестанут, и крыс за пять минут выведут научно апробированным эффективнейшим методом.
Значит, эти страдальцы в ужасе мечутся, секретку у них тем временем жрут напропалую, и тут кто-то вспоминает: да ведь кошки есть в институте, кошки, целая «тема»! Бегут к Павлову, чуть ли не в ноги кланяются. Павлов честно объясняет – мои изделия почти все с купированным охотничьим инстинктом. Ну, есть для дальней разведки. Эти, конечно, обучены самостоятельно прокормиться, но каждый образец по цене приблизительно как пароход. И если крысы его слопают, я вам не завидую. Дуйте вон к завлабу Шаронову, у него там найдется… Живодеров на любой вкус и живоглотов немерено. Может, одолжит некрупный экземпляр. Только вы хорошо просите. Господин Шаронов, знаете ли, к Президенту дверь ногой открывает.
А сам, едва секретчики убежали, телефон хвать и Шаронову: ну, уважаемый коллега, ни в чем себе не отказывай. А тот взял под мышку прототип изделия «Капкан», престарелую такую флегматичную душегубину, абсолютно седую вдоль хребта, и пошел самолично наводить порядок. Вежливо спросил разрешения приступать, запустил это чудо природы и биоинжиниринга в секретное окошечко и время засек.
Рядом уже околачивается который сдавал крыс – вызвали, привезли. Весь из себя оскорбленная невинность и бедная овечка. С ним и директор новый пришел. Жесткого характера мужчина, только-только впервые овладевший собственным институтом и намеревающийся всех тут построить. А у директора – знать надо такие вещи – пунктик. Он как-то сболтнул, мол, идти по жизни с грифом «top-secret» на лбу совершенно умаялся, просто деваться уже некуда, слишком высоко забрался, а ведь есть такое мнение, что работа в закрытых учреждениях стопроцентную Нобелевку ему обломала.
За секретной дверью – смертоубийство. Там мочат зверски, аж уши закладывает. Который сдавал крыс, делает похоронное выражение лица и говорит: ну-с, товарищи хорошие, пишите объяснительные. И готовьтесь возмещать убытки в шестикратном размере. «Товарищи» ему: да вы, сударь, чистый диверсант! Ужо мы тебя! Тот: а кто на меня стучалку написал, мол, я не все сдаю? Ну, я и сдал вам. На ответственное хранение. Под роспись. И чего, как самочувствие? Жалобы и предложения есть? Угробили мне ценнейшие образцы, так лучше прикиньтесь шлангами. Пока я сам на вас не стукнул куда повыше.
В это время мочилово за дверью обрывается резко, будто его выключили. И только чавканье довольное слышно. Шаронов глядит на секундомер. Директор: сколько? Шаронов: десять секунд с мелочью. Директор: ничего выдающегося, так и бультерьер может. Шаронов: да, но мой-то красавец натуральный старпер и почти нормальная собака, прототип «Капкана» в третьем колене, ему уже двенадцатый год! И учили его работать по людям, между прочим!
Зам по режиму слабым голосом спрашивает: что, уже можно? Шаронов ему – да, пожалуйста. Ну, тот дверь приоткрыл опасливо.