Николай Гумилев. Юрий Зобнин

новообразованным русизмом от «слова ακµη — высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора», а второе значило – «мужественно твердый и ясный взгляд на вещи». Как известно, автор другого акмеистического манифеста 1913 года, С.М. Городецкий, употреблял понятия «акмеизм» и «адамизм» уже без всяких специальных оговорок, сочтя, по-видимому, гумилевские объяснения исчерпывающими (см.: Городецкий С.М. Некоторые течения в современной русской поэзии // Поэтические течения в русской поэзии конца ХIХ – начала ХХ века: Литературные манифесты и художественная практика: Хрестоматия. М., 1988. С. 90–96). С той поры два этих термина использовались читателями, критиками и литературоведами с той непринужденной свободой, которая изначально исключала всякую возможность каких-либо встречных вопросов.

      Между тем обыкновенное внимательное чтение акмеистического манифеста Гумилева сразу ставит перед историком литературы целый ряд проблем, не лишенных даже парадоксальности, – особенно если вспомнить о некоторых обстоятельствах, сопутствующих написанию этого любопытнейшего документа.

      Гумилев называет акмеизмом «новое литературное направление». Исходя из его пояснений, мы можем сделать вывод, что это литературное направление является «высшей степенью»… чего-то. Вопрос в том, что развивается здесь до «высшей степени», у Гумилева остается без ответа, а в ответе и заключается вся смысловая «соль» термина.

      Правда, в рецензии на книгу стихов С.М. Городецкого «Ива» (1912) Гумилев, говоря об акмеизме, переводит исходное ακµη несколько иначе – «расцвет всех духовных и физических сил», но, во-первых, такой перевод очевидно неточен – греческое ακµη предполагает «превосходную степень» как таковую, без конкретизации дополнения. Во-вторых, тот смысл, который затем выводится – «литературное направление, состоящее из поэтов, находящихся в расцвете духовных и физических сил», – может трактоваться весьма широко. Так, например, А.А. Блок видел здесь… попытку авангардистского эпатажа: «…Гумилев… написал в скобках, в виде пояснения к слову “акмеизм”: “полный расцвет физических и духовных сил”. Это уже решительно никого не поразило, ибо в те времена происходили события более крупные: Игорь Северянин провозгласил, что он “гений, упоенный своей победой”, а футуристы разбили несколько графинов о головы публики первого ряда, особенно желающей быть “эпатированной”; поэтому определение акмеизма даже отстало от духа нового времени, опередив лишь прежних наивных писателей, которые самоопределились по миросозерцаниям (славянофилы, западники, реалисты, символисты); никому из них в голову не приходило говорить о своей гениальности и о своих физических силах; последние считались “частным делом” каждого, а о гениальности и одухотворенности предоставлялось судить другим» (Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. М. – Л., 1963. Т. 7. С. 180). Блок, конечно, по существу не прав – ни художественная практика акмеистов, ни их «жизнетворческие установки» (если вообще здесь можно употребить этот термин) никак не были связаны с футуристическими «антибуржуазными»