Тут у меня в голове мелькнула новая интересная мысль. Ведь именно полгода назад начались эти странные приготовления четверых детей, этот их непонятный проект – приготовления… к чему?..
И если четырнадцатилетняя дочь мстит своему отцу за зверское убийство матери, то какой же будет месть?.. И почему эта ее задумка оказалась такой серьезной и притягательной, что в ней приняли участие еще трое подростков, которым вроде бы мстить Вересову совсем не за что?..
В таких вот размышлениях меня и застал звонок сотового, открывающий серию из трех памятных звонков одного осеннего вечера. Я вздрогнул, когда он неожиданно заверещал, и быстро нажал на «talk», оглядываясь в темноту улицы, по которой направлялся домой. Вокруг было совершенно безлюдно.
– Мареев, – незнакомый мужской голос в трубке был мягок и тих. – Ты в данный момент у меня на прицеле. Иди спокойно, осторожно и не дергайся. Я стреляю очень хорошо, лучше тебя. Не промахнусь.
Я облизал мгновенно пересохшие губы и выпрямился, стараясь не оглядываться, хотя тянуло непреодолимо, прямо-таки инстинктивно.
– Ну? – только и спросил я.
– Все просто, – с готовностью ответил голос. – Дойдешь до Рахова, поверни направо и войди через дыру в заборе на территорию стройки. Там встань в нише под краном, она одна, не перепутаешь. Жди, к тебе подойдут двое мужчин. Одним из них буду я, и мы нормально поговорим. Но учти, все время я с тебя глаз не спущу.
– Хорошо, – сказал я, глазами обводя уже видимую неподалеку стройку и высматривая, откуда было бы легче всего за мной наблюдать.
Говорящий, скорее всего, считал, что имеет дело с непрофессионалом, но он ошибался.
– Я все сделаю, не стреляйте, – уверял я, продолжая исподлобья наблюдать за темным строением с семью недостроенными этажами, и на шестом ударе сердца увидел краткий двойной блеск, парный отраженный лунный блик – от объектива бинокля.
Наблюдатель сидел на четвертом этаже. Значит, как только я окажусь рядом с домом, он перестанет меня видеть. И тогда придет пора действовать.
Говорящий повесил трубку. Я быстрым шагом преодолел расстояние, отделяющее меня от стройки. Увидел дыру в заборе, кажется, свежевыломанную.
Напряжение нарастало с каждым шагом, кровь пульсировала в голове, в ушах шумело. Да, я отвратительнейшим, натуральнейшим образом боялся. Жутко боялся – но знал, что выход на самом деле есть. Вернее, что я не дам себя загнать в безвыходное положение.
Разговаривать с кем-либо, стоя в строительной нише я, разумеется, не собирался.
Вот и ниша, кстати. В ней совершенно темно, практически ничего не видно. А слева, рядом с ней – груда кирпичей