– Хорошо, передам, – пообещал я.
– Спасибо, друг! – уголовник растянул губы в улыбке и таки соизволил оставить меня в покое.
Еще четверть часа прошло глупо и бестолково. Я раскладывал по полочкам те немногие факты, которые удалось узнать, размышлял, правильно ли поступил, признав свою вину, прикидывал, как следует вести себя перед судьями… Короче, занимался переливанием из пустого в порожнее. А потом за мной пришли. Конвоиры, с громким скрежетом отперев в очередной раз дверь камеры, приказали мне поднимать задницу с лавки и шагать на выход. Связав мне руки с ловкостью, говорившей о многолетней практике, они повели меня куда-то наверх.
По пути нам навстречу попался радостный Глимин в компании крепкого мужика невысокого роста с аккуратной черной бородкой. Отметив сходные черты лиц, я решил, что это его отец. Увидев меня, парень остановился и поинтересовался, не нужен ли мне поручитель. Подобного предложения я не ожидал и весьма удивился – вроде бы гном не показался мне чересчур доверчивым, но предложил помощь, даже толком не узнав, в чем меня обвиняют. Отец молодого мастера тоже не остался равнодушным. Заметив, как вытянулась его физиономия, я поспешил ответить:
– Благодарю за предложение, у меня уже есть один.
Парень немного огорчился (а его папаша, наоборот, просто расцвел от счастья) и пожелал мне удачи. В следующий миг конвоиры, раздосадованные задержкой, потащили меня за собой, даже не дав толком попрощаться с новым знакомым. А вскоре до меня донесся звук, очень напоминавший крепкий подзатыльник. Видимо, батя Глимина решил не откладывать воспитательные меры в долгий ящик.
Как выяснилось, судебные заседания проводились в этом же здании, на втором этаже. В комнате, куда меня привели, уже находились шестеро – трое судей, восседавшие за длинным столом у дальней стены, дознаватель Лихтош, седой старичок, устроившийся за столиком, напоминавшим школьную парту, и что-то увлеченно выводивший пером на бумаге, а также Ярут, приветливо кивнувший мне. Увидев стражника, я окончательно успокоился – мои догадки полностью подтвердились, и опасаться было нечего.
Сам суд произвел на меня неизгладимое впечатление, причем далеко не положительное. Все действо не заняло и двух минут. Дознаватель зачитал обвинение (ограничившись двумя убийствами, которые назвал непредумышленными), сообщил, что вину свою я признаю, и попросил проявить снисхождение к «жертве обстоятельств». Скучающие судьи переглянулись, и один из них, едва не зевая, назначил мне штраф в двадцать один золотой, второй лениво поинтересовался, не желаю ли я заключить соглашение с гильдией искателей, а третий, дождавшись отрицательного ответа, выдал какую-то бумажку и заставил Ярута расписаться в книге, лежавшей на столе у писаря.
На