Опиум. Вечность после. Виктория Мальцева

в третий, последний раз, Лурдес нервно тушит почти целую сигарету в собственном бокале недопитого мартини:

      – Езжай к нему. Главное теперь, чтобы не оказалось слишком поздно!

      И я еду, лечу к нему, сияя надеждой, светясь миллионами планов, мыслей, идей. Я думаю о том, как обниму его, как он обнимет меня. Как попрошу прощения за свою слепоту и скудоумие. За готовность идти на поводу у норм морали, за слепую веру обществу и за собственную слабость. За то, что не слушала своё сердце, его сердце. За то, что была глуха, когда он просил любить его. Просил словами, своим голосом и этими размашистыми белыми буквами на кирпичной стене, местами уже пожелтевшими от времени и тысяч прочитавших их людей.