Я жила с Катей, maman – отдельно. В первые дни, поднявшись в номер, я с замирающим сердцем приближалась к окну, гадая, увижу ли часовую башню Вестминстерского дворца, или столица «туманного Альбиона» лишь привиделась мне в каком-то невероятном сне. Я всю жизнь мечтала оказаться здесь, но теперь дико тосковала по даче в Териоках.
За ужином постояльцы собирались за длинными столами, где maman поддерживала светскую беседу, а мы с Катей преимущественно помалкивали и слушали. Разговоры в конечном итоге всегда сводились к войне. В нашей семье после смерти papa эта тема была под негласным запретом.
Однажды напротив меня оказалась пара: молодой человек с медно-рыжими волосами и модно одетая блондинка. Глядя на нее, я внезапно подумала о том, как сильно война повлияла на женские стрижки. Волосы девушки едва прикрывали уши, а на затылке были аккуратно выбриты. Я заметила, как презрительно дрогнул уголок рта maman, когда ее взгляд скользнул по незнакомке.
– Бедный Олли, – хихикнула блондинка, обращаясь к своему рыжеволосому соседу. – Значит, у тебя на теле остались рубцы после этого горчичного газа?
– Язвы от ожогов заживали почти три месяца, – слегка покраснев, ответил молодой человек. – Но теперь я могу вернуться в Кембридж и восстановиться на втором курсе. Питер Дорси тоже приедет.
– Питер! – воскликнула девушка. – Надеюсь, он всё такой же красавчик!
– Но ведь ты ждала меня, правда, Агнес?
– Разумеется, котенок, – глаза Агнес лукаво сверкнули. – Знаешь, Олли, я думаю осенью поступать в Ньюнэм. Дочка служащего железной дороги будет учиться в Кембридже. Звучит почти как сказка!
В этот момент я позавидовала блондинке с бритым затылком. Papa говорил, что годы учебы оставались самыми волшебными в его жизни, несмотря на то что он был очень счастлив, когда встретил maman. Я знала, что Ньюнэм – один из двух колледжей, основанных в Кембридже во второй половине XIX века специально для женщин. Пусть мы пока не добились права получать ученую степень, зато знания получали наравне с мужчинами, хоть и отдельно от них.
Вера Алексеевна отложила салфетку и, отодвинув стул, обратилась к сидевшей рядом Кате:
– У меня опять началась мигрень. Пойду в постель. Не засиживайтесь долго, это неприлично.
Возникший в дверях управляющий с поклоном пропустил ее. Окинув взглядом наш стол, он вдруг переменился в лице и быстро подозвал официанта. Я услышала его гневный шепот:
– Почему не вынесли Каспара?
– Простите, сэр. Гостей должно было быть четырнадцать. Я поздно заметил, что не хватает мадмуазель Глории, артистки. Вероятно, в последний момент она передумала ужинать в отеле… Быть может, русская графиня не суеверна?..
– Репутация отеля для вас пустой звук, Бриггс? – кипятился управляющий. Он продолжал говорить, удаляясь вместе с официантом в другую часть зала.
Я непонимающе взглянула на