В каком-то смысле Маринка даже чувствовала себя с ним как за каменной стеной, таким он казался непрошибаемым и сильным. Николай ни разу ее не обидел, что тоже было для Маринки немного удивительно. В этом была неведомая ей прелесть новизны. Правда, она не давала для этого поводов, но прежние ее дружки и в поводах не нуждались.
Иногда Маринка даже позволяла себе изливать в присутствии Николая душу, делилась сомнениями и мечтами. Обычно это происходило после бурных любовных упражнений и давало ей иллюзию общения, родства душ. Николай выслушивал ее терпеливо, никогда не перебивал, но редко подхватывал разговор. Он вообще не любил трепать языком. Однажды Маринка даже набралась смелости и спросила Николая, не работает ли он в каких-нибудь спецслужбах. В душе она уже не сомневалась в этом.
Тогда она впервые услышала, как Николай смеется. Почему-то ее вопрос страшно развеселил его. Он смеялся минут пять, она даже слегка обиделась. А Николай, заметив это, ласково потрепал ее по обнаженному плечу и проговорил:
– Ты думаешь, если баба работает на панели, то она непременно скажет об этом мужу?
Что он имел в виду, Маринка так до конца и не поняла, но подозрения насчет того, что Николай фээсбэшник или того хлеще, еще больше в ней укрепились. Это все объясняло – и его долгие отлучки, и постоянное молчание, и ощущение силы, которое столь явственно от него исходило.
Теперь вот он опять пропал, а Маринке без него было совсем тошно. А ведь Николай не мог не знать про жуткое убийство, об этом гудел весь город. И о том, что Лидка – лучшая ее подруга, он тоже знал. Маринка сама ему рассказала в хорошую минуту.
Намекнула, что завидует белой завистью. Намекнула с расчетом, а вдруг это наведет Николая на мысль о браке. Правда, пример был не совсем удачным – Шапошников был Лидке далеко не мужем, но в своих рассказах Маринка представляла его так, что получалось, будто почти и муж. И про пятьдесят тысяч выложила для эффекта, Лидка ей заранее похвасталась.
Николай выслушал хладнокровно, но выспросил все до тонкостей – и где Лидка живет, и когда у нее день рождения, и пригласила ли она Маринку отмечать знаменательную дату. Это у Маринки было самым больным местом – ясно было, что за одним столом с Лидкиным банкиром ей не сидеть. Дружба дружбой, а табачок врозь. Просто она собиралась на следующий день забежать – поздравить и подарить какую-нибудь безделушку, неважно какую. Чем она могла удивить подругу, которая запросто загребает по пятьдесят тысяч?
Вот и забежала. Этот день, шестнадцатое августа, она до самой смерти не забудет. Хорошо еще, она не видела всего. Говорят, там такое творилось! Мужики не выдерживали. Какого-то мента, рассказывают, прямо вырвало, как он все это увидел. Бедной Лидке просто полголовы снесли, будто из пушки стреляли, и ничегошеньки не осталось от ее красоты и молодости.
Но Маринка, к счастью,