Вот Лариса слегка и раскапризничалась. А что? Раз она такая звезда, то пусть и стараются для нее. Чем плох черепаховый суп? Вряд ли ее пригласили только для того, чтобы показать, как приготовить обед на шесть человек из головки лука и двух яиц. Кстати, можно было бы это сделать, если лука взять целый килограмм, стакан муки, да еще и кубик «Магги» или «Галины Бланки». Получатся неплохие луковые котлеты, но это же моветон! Не ее уровень!
– Нет, нет! – прекрасно зная, что выглядит снобом, сказала Лариса. – Только черепаховый суп! Ну или, если хотите, кокиль из рыбы.
– А что это? – уловил знакомые звуки директор. Ему, выросшему на берегах Волги, рыба казалась самым обыденным и незамысловатым блюдом.
– Рыба, запеченная в раковине! – внутренне злорадствуя, сказала Лариса. – Для нее нужен горный лосось, сыр, четыре раковины и гхи.
– Будьте здоровы, – сказал директор.
– Я не чихнула. Гхи – это один из компонентов блюда.
– А-а, гхи! – безнадежно сказал директор, словно что-то поняв. – Ладно, будет вам черепаха!
Лариса поехала домой, чувствуя, что одержала победу. Откуда было бедному директору знать, что «гхи» всего лишь означает топленое масло – на санскрите!
На следующий день ей позвонили в половине седьмого и попросили – заметьте, не потребовали, так как все на студии уже знали о характере мадам Котовой – приехать к девяти утра. Директор жизнерадостным голосом сообщил, что черепаху он нашел.
– Здорово, – мрачно ответствовала невыспавшаяся Лариса. – Все остальное я сама привезу.
Она потянулась и отправилась в ванную комнату. После трех минут под холодным душем, которые показались ей вечностью, она пришла в себя и стала одеваться.
– Дорогая, ты куда? – в дверях ее комнаты возник Котов, ненаглядный, вечно пьяный муж. Впрочем, нет, кажется, со вчерашней недели он в завязке. Даже ее делами интересуется, чего в моменты поиска смысла жизни на дне бутылки – многих бутылок – с ним никогда не случалось. – На съемки? – уточнил Евгений.
«Надо же, какая осведомленность, наверное, Настя сказала», – подумала Лариса, осторожно подводя глаза карандашом. Ей, правда, было известно, что на студии есть гример, но лучше ее самой да, может, еще Элечки Горской, ее имиджмейкера и лучшей подруги, никто не подчеркнет достоинства лица Лары.
Пусть она не первой молодости, но, как говорят французы, после тридцати красота женщины только расцветает.
– Ага, – рассеянно ответила Лара, – вернусь поздно.
– Ну, как всегда! – вскипел муж. – Работа нам – дом родной, а семья, значит, побоку, да?
– Нет, дорогой, – она походя чмокнула Евгения в щеку,