Я давно переехал из своего родного города, но до сих пор посещаю тамошнюю церковь. Привычка ли? Возможно. Я просто не смог не ходить туда хотя бы раз месяц, преодолевая почти двести километров, чтобы снова попасть в этот храм. Его отреставрировали два года назад, и теперь он выглядит просто великолепно.
Внутри запах всё тот же, совпадение буквально на сто процентов. Снаружи многое изменилось, но внутри всё осталось по-прежнему. Даже многие лица – те же. Сверху, прямо перед твоим лицом, когда ты входишь, до сих пор огромное арочное витражное окно с ликом спасителя. Если ты утром приходишь, часам хотя бы к восьми в летнее время, но свет, пройдя сквозь это окно, будет светить прямо на тебя. В детстве я думал, что ощущаю любовь Господа, но это оказалось лишь тепло солнца.
Крестик я ношу до сих пор. Мне его тот же прадедушка тут и купил, сказав, чтобы я следил за ним так, как не слежу ни за чем другим. Я сдержал данное тогда обещание, и до сих пор на груди, крепясь к тонкой серебряной цепи, у меня висит небольшой крестик с распятым Иисусом. Я его не снимаю даже тогда, когда иду в душ или бассейн. В цепочке я уверен, и вряд ли она меня когда-нибудь подведёт, и я потеряю крестик.
Сейчас я снова здесь. За стенами церкви настоящая уральская зима. Температура утром, когда я выезжал из города, где живу сейчас, была около минус двадцати семи, может даже тридцати. Мои усы заиндевели, пока я шёл от машины до церкви, а это всего лишь метров двадцать, не более. Снег густо падал с неба и хрустел под сапогами. Кроме меня не было почти никого на улице – все были внутри. В детстве я думал, что тут собирался целый город по воскресеньям, но я немного ошибся. Ошибся на несколько десятков тысяч человек. И каждый раз я видел здесь одних и тех же людей. К слову, я вижу их и сейчас. Они совсем постарели, а молодые забыли уже, что такое церковь и религия. Думаю, они уже не видят связи между этими словами.
Я перекрестился у порога, глядя куда-то вниз, на запорошенные снегом сапоги, и зашёл внутрь. Мои очки сразу запотели от перепада температур, и я снял их, убрав в нагрудных карман зимней куртки. Видеть намного хуже я не стал, да и прямо сказать не к окулисту пришёл. Отряхнув ноги, я прошёл чуть дальше, мимо лавки со свечками и нескольких молящихся у кандила8. Под тем самым окном стоял старый иконостас. Я перекрестился ещё раз, закрыв глаза. Помню, как детстве я никак не мог запомнить порядок движений. Сначала лоб, потом – грудь, потом… «Православный, ты ПРАВОславный, так и плечо правое!» – говорил прадед. Потом правое плечо, и замыкает левое. И так три раза. Местный Бог, как говорят, любит троицу.
Что я испытываю при этом? В первую