Вылезая из фургона, Джейк поморщился.
– Мам, я не пойду, – сообщил он, – здесь ещё хуже, чем в Бостоне.
– Хуже чем в Бостоне быть уже не может,– улыбнулась миссис Хиггинс.
– А мне нравится, ма! – Сьюзен легко спрыгнула с пассажирского сиденья, отчего ее светлая челка колыхнулась в лучах солнца. – Будто замок Дракулы.
– Как раз для таких чокнутых, как ты, – буркнул Джейк.
– Ну ка немедленно извинись перед сестрой.
Мистер Хиггинс заглушил двигатель и вышел из машины.
– Она сама говорит, что она психованная, – ответил Джейк и тут же получил от Сьюзен рюкзаком.
– Вид впечатляющий, – заметил мистер Хиггинс, прикрыв ладонью глаза от слепящего солнца и рассматривая дом.
Неделю назад они получили письмо с курьером. Внутри была дарственная на дом и разъяснительная приписка. Троюродный дед мистера Хиггинса отписывал все свое имущество ему и его семье. По каким причинам старик оставлял дом именно им было не совсем ясно. Мистер Хиггинс видел этого человека всего лишь пару раз. Один, когда учился в школе, другой – на втором курсе медицинского колледжа. Все два раза он показался ему нелюдимым стариком, густо заросшим бородой и непомерно большими очками сидевшими на переносице его длинного изломанного носа. У него были свои дети и внуки, но Хиггинс слышал, что он их недолюбливает. Ещё мистер Хиггинс узнал, что старик живёт почти отшельником в громадном доме в Айове и обладает состоянием, о размерах которого все его родственники только догадывались.
Теперь, спустя несколько лет, в день, когда его семья получила дарственную на дом и все имущество, Уоррен Хиггинс попытался вспомнить те две встречи. Благодаря приписке, он освежил в своей памяти имя старика (Бенджамин Копф) и припомнил кое-какие детали. Троюродный дед очень внимательно поглядывал тогда на Хиггинса-школьника и второй раз, с неменьшим любопытством, на Хиггинса-студента. Уоррен неожиданно вспомнил этот взгляд. Сквозь очки на него лукаво глядели умные серые глаза. Они будто лучились, проникая в самое сердце. Почему Хиггинс вспомнил об этом только сейчас? Взрослые шептались о его тяжёлом нраве, но Уоррену, в тот момент, он показался вполне приличным и добрым стариком. Однако две этих мимолётных встречи и этот его особенный взгляд, всплыл в памяти только теперь.
Конечно оставалось только догадываться, как поведут себя его прямые родственники, когда узнают, что Копф отписал все семье Хиггинса. Кэтрин, которая даже не подозревала о существовании старика, очень удивилась и потребовала, чтобы Уоррен рассказал ей все об этом мифическом добродетеле, пока они не вступили в наследство. Хиггинс же только пожал плечами, так как и сам ничего не знал о старике. Слышал, что живёт он один в большом доме, по слухам очень богат и около месяца назад куда-то пропал. Все это рассказывала его матери тетушка Беатрис, весьма падкая на всякие сплетни.
– Почему он решил оставить все нам? – спросила Кэтрин.
– Это настоящая загадка, – ответил Уоррен, перечитывая ещё раз приписку:
"Мой дорогой Уоррен, ты наверное совсем не помнишь меня, старого маразматика, как тебе наверняка рассказывали обо мне. Я очень неплохо разбираюсь в людях, говорят, что это дар Божий, и в первую нашу встречу меня будто током треснуло, когда я тебя увидел. Ты не был похож ни на одного моего родственника. Ещё сильнее я убедился в этом, когда нам пришлось повстречаться во второй раз. В твоей душе мне удалось прочесть сдержанность и мудрость. Твой взгляд не знал корысти, и уже тогда я твердо решил сделать тебя своим наследником. Что-то подсказало мне в ту минуту, что только ты и твоя будущая семья достойны владеть моим домом и моим состоянием. На данный момент, когда я пишу это, весь мой капитал составляет около шестнадцати миллионов. И я, без тени сомнения, оставляю его тебе, мой мальчик. Мой нотариус сделал так, что никто и никогда не сможет оспорить это завещание. Я знаю, что вы живёте в Бостоне, в небольшой квартирке. Когда ты вступишь в наследство, рекомендую тебе перевезти свою семью в мой дом, в Айове. Он старый, но очень крепкий и славный во всех отношениях. Там понадобится ремонт, но с теми деньгами, которыми ты будешь владеть, это не вызовет никаких затруднений. Переделывайте все по вашему вкусу, за исключением единственной комнаты на втором этаже в западном крыле, на двери которой вырезан знак бесконечности. В ней оставьте все как есть. Это покажется вам немного странным, но я настаиваю на такой просьбе, вплоть до того, что она является непременным условием моего завещания.
Засим, желаю вам счастья, любящий вас, Бенджамин Копф"
– Мам, мне надо отлить, – заявил Джейк.
Кэтрин слегка шлепнула его по затылку.
– Это что еще за выражение! Я вымою тебе рот с мылом. Тебе не стыдно перед сестрой?
– Да,