Громкий хохот присутствующих подтверждает, что шутка – свежая, смачная, с искрой. Сижу, прижав уши к голове, стараюсь не сорваться. Им повезло… очень повезло… что я пацифист.
– Да сами и оцените. Что рассказывать? Мне нравится. Вам – не знаю.
– Хм. Эй ты! Чумазый!
Смотрю на самого бородатого, сидящего рядом с Аидом. Очень хочется ощериться и запустить в него когти. Убить – не убью, но запомнит он меня надолго. Тыкать темному эльфу – прямой путь к мучительной смерти, если только ты не один из нас и выше по званию.
«Путь барда тернист…» – слова всплывают в голове сами собой. Медленно расслабляюсь, понимаю, что надо держаться. Еще не так унижали.
– Ты баллады знаешь? Боевые чтоб, ну, там, про рыцарей, про масштабные сражения, али одни только цветочки-лютики в башке?
– Знаю, – отвечаю хмуро. Произношу слова через силу. По правилам он сейчас должен не сидеть и тыкать в меня грязным пальцем, а валяться в ногах и трепетать от ужаса.
Ладно. Закидываю мокрый ирокез назад и расправляю плечи. Рывком достаю из-за спины чехол с инструментом. Рывком расчехляю его.
Все с интересом смотрят.
– Будет вам баллада.
Кто-то чешется, кто-то сморкается, шебуршание и тихие переговоры мешают сосредоточиться. Но! Настоящий бард – выше всего этого. А потому, опустив голову, настраиваю инструмент, закрываю при этом глаза и вхожу в свой собственный ритм…
Что ж. Да грянет песня. И первый удар по струнам заставляет их замолчать.
Страшный бой, кровавый бой.
Слезы, вопли, кровь, металл.
Умираю? Нет. Живой.
Час мой смертный не настал.
Алой кровью глаз налился.
Злоба душит, жар сжигает.
Враг на миг остановился!
Стонет, в ужасе икает.
Видит, что серьезен, страшен
И опасен бой со мною.
Я сегодня так отважен,
Что один отряда стою.
Вырываю, отрываю, отрезаю, протыкаю!
Крик подобен урагану, дух подобен монолиту!
В десяти местах мелькаю!
В рожи им ору молитву!
И падут враги, взывая,
Умоляя о прощенье.
Я же, с ними забавляясь,
Жизнь продлю лишь на мгновенье.
Тишина в зале. Я захожусь в кашле, ибо всю песню орал так, что стекла звенели, а уши местами закладывало. Пара струн таки лопнули – нужны будут новые. Запасная струна есть только одна. Но! В глазах простых обывателей шок и медленно проступающее на его поверхности обожание.
Я достучался! До их черствых душ и занавешенного паутиной сознания. Я… я смог. Ибо я бард и никто больше. Бард с голосом, который может быть острым, как сталь, или мягким, как шелк. Оглядываюсь и сажусь на скамью. Тихие хлопки, медленно перерастающие в гром аплодисментов, бросают в жар. Меня бьют по плечу, по шее, обнимают, орут, что надо спеть еще раз и непременно так же! Смущенно улыбаюсь. Почему-то мне не противно, что меня бьет и обнимает чернь. Даже… приятно как-то. И если бы еще эти голубые глаза не смотрели так внимательно, я был бы и вовсе счастлив.
Потом