Александр Анатольевич Сахаров приветственно кивнув всем собравшимся, уселся по левую руку от Ксенчука. Тот полистав лежащую перед собой папку, вытащил из нее несколько листов и передал их академику . Тот молча принял их, с минуту почитал и отложив в сторону, оглядел собравшихся.
– Судя по всему все ждали меня?
Ксенчук кивнул и кашлянув, отпил из стоящего рядом стакана воды.
– Мы еще не начинали, я сказал всем, что только вы в состоянии полностью обрисовать всю сложившуюся проблему Александр Анатольевич!
– Президента не будет?
Ларин прищурился. Вот это выпад! Президента ему! Этот высокорослый академик был ох как не прост! Или глуп! Так запросто прийти на заседание практически самых влиятельных людей государства и вести себя словно учитель в классе дошкольников. Тут очевидны были две причины- либо тут синдром самовлюбленного идиота, либо он давно участвует в большой игре серьезных мальчиков. Но, тогда возникает еще один вопрос- почему Ларин – глава разведывательного управления так мало о нем знает. И двое молчаливых людей в штацком тоже были ему совсем не знакомы.
– Президента я осведомлю только после нашего собрания, и то, если удастся выработать хоть какой-то конструктив действий в назревающей проблеме!
– Нда! – от Ларина не ускользнуло, то что Сахаров явно расстроился отсутствием президента, – Прежде чем я начну, можно для меня вкратце представить собравшихся?
Ксенчук молчаливо кивнув, указал рукой на ближайшего к себе человека в форме.
– Министр МВД Орлов, главнокомандующий сухопутными войсками Генерал Ившин, министр МЧС господин Дорохов, начальник ГРУ – генерал Ларин, и ваши коллеги по цеху, господа Маховы из московского НИИ вирусологии при министерстве обороны.
Сахаров удовлетворенно кивнул. Ларин же наоборот нахмурился, странно, что Ксенчук не представил гражданских.
– Этого достаточно! Благодарю. – Снова придвинув к себе листочки из папки Ксенчука, Академик еще раз пробежался по одному из них глазами и неожиданно выпалил.
– В первую очередь мне нужно услышать от вас четкий план, как заключить в карантин территорию, ни выйти, ни войти на которую не сможет ни одна живая душа за исключением