Светка любила останавливаться в мансарде. Поэтому на сентябрь Маргарита Павловна мансарду ни за кем не резервировала. Но её постоянный и любимый клиент, останавливающийся тут чуть не с момента открытия гостевого дома, причём именно в мансарде, забронировал номер на весь сентябрь. Всегда приезжал в феврале. На неделю, максимум на две. Отчего это ему вдруг в сентябре захотелось? Она спросила, не подойдёт ли ему коттедж с камином, а он сказал, что, мол, человек привычки. И раз уж даже в феврале без камина обходится, то в сентябре и подавно не замёрзнет.
Постоялец этот Маргарите Павловне очень нравился. Глядя на него, она представляла себе, как хорошо бы было, если бы её родной сын походил на этого славного парня. Но тут же гасила в себе эти фантазии, потому что любила своего единственного отпрыска, каким уродился. А уродился он в Василия Николаевича лениво-равнодушно-благостным со слезоточивой приправой мамино-Светкиной истеричности. Она гасила в себе подобные размышления как постыдные и недостойные. Ей просто нравился постоялец. Без сравнений.
Впрочем, Маргарита Павловна видела паспорт «этого славного парня»: в феврале на ресепшене сидела она сама. Не годится он ей в сыновья, хотя на вид моложе её сына. А на самом деле её сын на шесть лет любимого постояльца моложе. И значит, ровесник младшего брата Пашки, по её в том числе вине потерянного для семьи. И представляла она себе, что всё у Павла Петровича хорошо. Как у этого февральского постояльца. Разве может быть иначе? И тут же гнала от себя и эти представления тоже. Фантазии мешают работе.
Первый раз этот обаятельный москвич появился тут пять лет назад – как раз в год открытия гостевого дома. Ещё не было такого уютного садика и вылизанного дворика, сервис был похуже, строений поменьше, и большого здания ещё и в проекте не было.
Появился ночью часа в три. Был слегка навеселе и беззлобно яростен. Она уже спала. Но её разбудил настойчивый звонок. Маргарита Павловна