Ваша жена в истерике. По ночам вы представляете те две минуты, когда тот, который, хоть и муж, но ведь она, правда, не хотела. И две минуты вам кажутся вечностью. И они повторяются каждую ночь на экране закрытых шторок ваших век.
И вы добиваетесь суда. И в зале собираются незнакомые люди, которым вы с женой рассказываете, как всё произошло. Потом рассказывает она сама. – Да, – отвечает она на вопрос. – И здесь. И здесь.
А присяжные не поймут, в чём дело. Они, конечно, с интересом выслушивают, как всё происходило. – Как? На вас даже не было трусиков?! А он – ваш муж? Ну да, бывший. Ну, и что же вы хотите? В тюрьму? Мужа? Ну да, бывшего. За что?..
Не понимают даже судьи. Адвокат защищает вяло, он сам не верит, что ваше дело правое. Бывший муж молчит. Он сидит, опустив почерневшее лицо в чёрные же свои руки. Он ничего не помнит.
Суд удаляется на совещание и не приходит. Одна из присяжных попросила у бывшего мужа телефончик. Вас уже никто не замечает. Вы никому не нужны и не интересны.
Вы приходите домой, садитесь на маленькие стулья в спальне. Вы смотрите на кровать, вы боитесь к ней подойти. Она покрылась инеем и кажется, что он не растает никогда.
Блядки
Валера заболел. Ему сделали операцию. Успели. Теперь ему были нужны свежий воздух, натуральные продукты, внимание и покой. В общем, всё то, чего в Германии только за большие деньги, а у нас в России – хоть жопой ешь. «Упокоился бедный стрелок» – это у нас упокоился. «Над вечным покоем» – это над нашим вечным покоем. Я написал: «Валера, приезжай, поживёшь недельку-другую – восстановишься. Молоко, яйца, сметана – всё своё, без всяких там гибридов. Воздуху – от Тузлы до Биробиджана, по самые спутники».
Вы не поверите – приехал. Вообще – убедить немца в том, что за границами Германии есть что-нибудь лучше, чем у них, что делают лучше, чем у них – невозможно. Там лучшие врачи, лучшие машины, и больше всех университетов. В них немцы, как дураки, бесплатно обучают кого угодно. А какие бабки могли бы делать!
Ну, сказать, что Валера польстился на мои слова, потому и рухнул с дуба в прекрасное далёко, нельзя. Он хорошо знал, куда ехал. Не одну собаку съел, когда в СССР коммунизм строил. Отдал лучшие годы жизни. И здоровье. А, кому всё лучшее отдашь, по тому и тоскуешь. Вот и зацепился Валера за мои слова. Про молоко, воздух. Вот и приехал.
Когда мы увидели друг друга, то вместе подумали, но вслух не сказали: «Как он изменился! Постарел-то как!». Зачем о грустном. Валера сюда поправляться приехал. Жена Мария приготовила пельмени. Я к случаю свинью заколол. На столе огурчики, помидоры со своего огорода. Самогон.
– Ну, как, Саня, привык к деревенской жизни?
– А то!
Водку нельзя, жирного нельзя, острого нельзя. Когда остались наедине, я Валеру спросил: – Ну, а баб тебе