Один из пассажиров, я услышала его фразу, потому что он сидел прямо позади мисс Эрран, сказал супруге, которая крепко держала его за руку: – Если сейчас топливо не грохнет, может, еще поживем. – и они снова вжались в кресло, закрыв глаза.
Даже мне, присутствовавшей где-то сверху, начало представляться, как тела вот-вот станут корчиться в языках пламени. К счастью всех присутствующих, топливо не грохнуло. Немедленно после остановки авиалайнера, пассажиров начали выпускать из основного выхода, а также открыли запасные двери. Мисс Эрран вынесли на руках двое стюардов. Кажется, теперь она мучалась в схватках. Вскоре я потеряла её в толпе, и в целом стало плохо видеть происходящее, словно резко упало зрение. А потом картинку сменили, и я увидела сидящих в палате мать и отца. Я видела их как будто бы их портреты на фоне белой стены. Что-то подсказывало, что они сидят напротив больничной койки в палате. Я попробовала изменить ракурс – ничего не получилось.
– Если бы ты улетел, я бы уже с ума сошла тут одна. – мать пересохшим горлом хрипела отцу.
– Мне позвонили по дороге в аэропорт. Я сразу вернулся…
Тут в голове сошлось, что отец должен был оказаться на месте мисс Эрран, рейс Москва – Барселона, место 23Б. Тем временем внутри всё начало пульсировать, по венам пустили тёплую жидкость, я ощутила прилив и, кажется, даже услышала звук похожий на тот, который раздаётся в российских квартирах поздней осенью, когда включают отопление – вода по трубам бродит, бурлит, булькает. Так происходило с моим телом. Потом огромный поток чего-то яркого пронесся мимо и вызвал ощущение тошноты, словно меня долго кружили на карусели. Потом все успокоилось, но в горле осталось странное ощущение. Потом я услышала детский крик, ребёнок подавал первые признаки жизни. Где-то далеко от себя увидела, как руки врача в хирургических перчатках поднимают младенца в крови к верху. Крики мучавшейся в схватках матери наперекор крику младенца оглушали меня и заставляли жмуриться. Я слышала их чётче и чётче, они становились протяжение и громче с каждой секундой и, наконец, я услышала их так громко, будто и мать и младенец кричали мне поочерёдно в уши, оттого я открыла глаза и увидела в больничной палате сидевших на фоне белой стены напротив кровати мать и отца. Крик перестал, но в левое ухо теперь пищал какой-то аппарат…
Я проснулась от этого пищащего звука, но, к счастью, на этот раз всё оказалось лишь дурным сном. За окном было прохладное летнее утро, если прислушаться, можно было услышать, как на берегу плещутся волны. Порывы ветра заносили в комнату через едва открытое окно свежий морской воздух. Согласно одному из ритуалов, плохие сны смывают холодной водой, я решила выполнить его и окунуться в утреннее море, пока оно ещё не стало совсем тёплым.
Я вышла на пустынный пляж и стала смотреть, как восходящее солнце скользило лучами по водной глади. Оттенки синего смешивались,