Пьяные птицы, веселые волки. Евгений Бабушкин

погибнути ему ся оста, яко месяц дву дни, майя въ 21 день.

      – Виктор Валентинович, а можно про дроби?

      – Нельзя. Я каждый день вижу в окно эту ёбаную смерть. Того же лета земля стукну, яко мнози слышавше.

Шесть

      Мама нарядила меня в белое в честь кометы, хоть я и кричал. По дороге я попался Помидору:

      – Фигня твоя звезда. Смерть ждёт именно тебя.

      У него кривой рот, он говорит по-смешному: «жидёт», «смярыть». Я понял, что и до меня дошло дело, скоро он и меня будет бить.

      У самой школы апцовские привязали к дереву капцовского:

      – Видишь комету? Видишь?

      – Вижу!

      – Не видишь!

      И тыкали чем-то в глаз.

      Комета висела над нами всеми, толстая.

      Я думал, буду в школе в белом как дебил, но всех одели так же.

Пять

      Бегаю я хуже всех и прыгаю ниже всех. Но на последней физре учитель бега и прыжков сказал, что к чёрту всё, к чёрту, и поставил всем «отлично» в четверть.

      – Бабушкин, пять. Дедушкин, пять. Мамин, пять. Мамин второй, пять.

      – Это, – сказал Дедушкин, – нам не поможет, когда мы сгорим.

      Учитель лёг лицом в пол. Дедушкин долго извинялся, что ничего такого не имел в виду, но его не простили, заставили бегать голым пятью пять на пять кругов за то, что обидел учителя.

Четыре

      Кто-то ещё сказал, что комета огонь и боится людей и льда. Мелкие не так поняли и стали строить снежный замок. Пришёл Помидор, пнул мелкого, сломал башню, ушёл.

      Покричали, починили. Пришёл, пнул, сломал.

      Когда он пришёл в четвёртый раз, все достали кто ключи, кто лопату. Его окружили, и я не видел сверху, что они сделали, но он остался лежать уже не криворотый, а кривой совсем, а они засели там, в снегу.