Часов в одиннадцать утра Стелла исчезнет – в это время она любит прилечь. Тут-то тетя Тина и понесет ей обед – овощной суп или свиные котлеты; крадучись понесет, шмыгнет в заднюю дверь. Блюдо она оставит в кухне на плите, а сама исчезнет с максимальной быстротой, на какую способно ее старое тело. Стелла поест, только если никто из домашних не даст понять, что ему известно, что Стелле известно, что стряпала именно Тина. Позднее Томми, Стеллин старший сын, вернет тете Тине вымытую посуду.
Восьмая недо-смерть (которую все называют Происшествием) постигла Стеллу в декабре 1988 года. Следствием Происшествия было кровоизлияние в мозг и спасительная лоботомия – на тот момент процедура экспериментальная. Хирург предупредил: если Стелла не умрет – что навряд ли, – остаток дней она проведет в инвалидном кресле и с питательной трубкой. И оказался не прав: Стелла, видно по привычке, сдюжила и на этот раз. Только теперь, через тридцать лет, всем ясно – Происшествие таки разрушило энное количество жизней, да и продолжает разрушать. Что ж, все мы крепки задним умом.
Самая серьезная катастрофа случилась между сестрами, Стеллой и Тиной, которые в течение шестидесяти четырех лет были неразлейвода. И однако, очнувшись после комы, Стелла отказалась говорить с сестрой, а причин объяснить не сумела. Или, может, ее просто не слушали.
С детства Стелла и Тина были немыслимы друг без друга, как уто́к без основы или основа без уткá. В течение двадцати четырех лет, до замужества, они спали в одной постели. Затем, еще сорок лет, жили по соседству, глядели из окон на одну и ту же заболоченную пустошь, делили трапезу и бегали друг к дружке сплетничать. Что перещелкнуло в разбитой Стеллиной голове, что заставило ее ополчиться на сестру – на милую, славную, кроткую Тину, которая все делала за Стеллу – стряпала, подтирала и даже слезы лила, да не день или два, а почти десять десятилетий?
Что это могло быть?
Меня всегда тянуло к тете Тине именно потому, что я жалела ее – одинокую старушку, которая самоотверженно ухаживает за своей лучшей подругой, пусть и бывшей. Трагедия, думала я. Повзрослев, за Тининой трагедией я разглядела еще одну – Стеллину; как я раньше ее не замечала? Действительно, разве это не ужасно: все, кто знает Стеллу, запомнят ее такой, какой она была в последние тридцать лет, – а именно полубезумной и несообразно упрямой. Тридцать лет ухода за Стеллой уже сказались на ее семье, подточили любовь детей и внуков. Говоря о Стелле, они вспоминают только плохое, самое плохое – едва ли даже это сознавая. Не мне их винить; последние тридцать лет и впрямь были тяжелы. Стелла еще не умерла (может, она и не умрет, обманет смерть – ей не впервой), – а все ее хорошие качества и поступки с