«Кто бы знал, кто бы знал… Хотя если бы и знал, соломки бы не подстелил! – вел мысленный монолог парень, который, приготовив себе чашку чая, вышел с ней на уютную, располагавшую к подобным размышлениям, террасу. – Сейчас же уже пришло время действовать, и действовать решительно. Во-первых, нужно уехать из этого сонного царства, из N. Будь я на месте жизни, что, возможно, будет угасать на Цезаре, начал бы непременно с этого городишка, разницы он, тем более, особой не почувствует. Пора бы, наконец, осуществить свою давнюю мечту и переехать в столицу, в L. Пусть я и не буду там богат и успешен (действительно, на что может надеяться там человек моего возраста без высшего образования, да еще и с опытом работы только в качестве повара фаст-фуда?), зато я в кои-то веки смогу пожить. Да, пожить! Я постараюсь открыться людям и с головой удариться в любимое дело… Во всяком случае, в одно из любимых – в приготовление еды, нормальной еды. Повар-помощник требуется далеко не в одной кафешке L, а там, кто его знает, как оно пойдет?
Во-вторых, перед этим всем грандиозным действом, переездом, неплохо было бы все же встретиться еще раз с Глебом Яковлевым и понять, что это за угроза и сколько, на худой конец, всем нам осталось».
На сборы и ориентировку парень решил выделить себе две недели. Финансово он мог бы себе это позволить. Ведь помимо того, что Дэн сам сумел за это время отложить, немалая сумма была завещана ему бабушкой Кэтрин, которая умерла три года тому назад, неделю спустя наступления внуком совершеннолетия, коим на Цезаре считался шестнадцатилетний возраст.
Почти всю свое детство и юность Дэн прожил с ней, несомненно, успев привязаться к миссис Элиенс (мать Дэна так и не вышла замуж за его отца, а сыну решила дать свою фамилию). И потому момент ухода из этого мира дорогого ему человека запечатлелся в памяти довольно детально, даже слишком детально, думалось порой Дэну. Иногда, перед сном, ворочаясь, он вспоминал этот день. И каждая ее фраза, каждое движение эхом отдавались в сознании, и от этого эха делалось и тяжело, и больно одновременно.
Но ведь это и есть человеческая жизнь, не так ли? И если она чего-то да стоила, и место ее в Вашей было немаловажным, Вы всегда будете ощущать это. Словно бы легкое прикосновение теплой руки к Вашей, которая затем отчего-то холоднеет, поэтому Вам уже не так сильно хочется брать ее в свою. Рука замирает, ожидая ответа, но Ваша так и остается неподвижной, будто бы боясь пошевелиться. Вы не хотите, чтобы человек навсегда Вас отпускал, но также не можете и позволить себе греть своим теплом нечто, что никогда по-настоящему не согреет в ответ. Вы ищете того, кто будет сопутствовать с Вами на равных, ищете среди двигающихся вокруг Вас, говорящих, чем-то занимающихся существ, ищете человека, друга, кого-то духовно близкого.