В пятом классе я стала лучшей ученицей. Я училась даже лучше Симхи. Симха Ц. и ее сестры всегда были первыми ученицами в своих классах. Они были талантливыми девочками. Господин Шапиро хвалил меня за комментарии к библейским текстам. Он мне говорил: «Какой же прекрасный знаток Библии твой отец, раз он сумел так объяснить ее тебе!»
Тель-Авив был тогда маленьким городом, невероятно, чтобы такой педагог, как Шапиро, не знал, из какой я семьи.
В пятом классе к нам пришли два новых учителя. Один из них был учителем истории, уважаемым преподавателем в семинаре Левински. Фамилию его я не помню, он был автором учебников по истории. Это был единственный преподаватель, на уроках которого ученицы вели себя так разнузданно: некоторые девочки выходили из класса за мороженым, сидели перед ним и ели. Он не смотрел на нас, а с опущенной головой монотонно читал свои записи. Старшие сестры двух наших учениц, студентки семинара Левински, не понимали, что с нами происходит, утверждая, что его уроки очень интересны. Позднее я читала о Гоголе, что он не справился с преподаванием литературы в Московском университете и вынужден был оставить кафедру. Главное для учителя: не только знание предмета, но и умение преподнести его данной аудитории.
Вторым учителем, пришедшим к нам в пятом классе, был учитель математики. Ему наш класс тоже «устраивал веселую жизнь». Это был «халуц», т. е. он не был одет по-европейски в костюм с галстуком, как остальные наши учителя. На нем была русская косоворотка, и он был моложе других наших учителей. В его поведении чувствовалась растерянность, неуверенность в себе, присущие многим эмигрантам. Учителя в классе тогда сидели за кафедрой на возвышении перед нами. Перед уроком девочки поставили математику стул таким образом, что когда он сел, то упал и сильно ударился. После этого он заболел и слег. Мы узнали об этом от нашего руководителя господина Шапиро, возмущенного таким поступком своих учениц. Несколько девочек из класса проведали больного учителя. Я была в их числе. Мы вошли в пустую комнату, в которой стояла только железная кровать. Учитель лежал бледный, накрытый серым одеялом. Мы извинились перед ним за всех и спросили, чем можем помочь. Он был очень смущен и чувствовал себя