-Да, на память. Сегодня я поняла, что ты уйдёшь.
И действительно, этот день стал каким-то переломным для Лина. Он затосковал по свободе, и гостеприимный дом начал казаться ему тюрьмой. Раны зажили, и его держала только необходимость отработать свое лечение. От гнилых яблок и груш его уже тошнило, а про свиней и говорить нечего.
– Музыкант я или кто? – думал он, злобно переворачивая лохань с поросячьим кормом. Даже Мари стала раздражать его тем, что постоянно крутилась рядом с ним. Всеобщее отношение к ней, как к сумасшедшей, не миновало и его.
– Дурочка, да и только, – злился он. – Что ей от меня нужно?
Мать называла ее исключительно шлюхой, и угрожала, что убьёт, если та принесёт в подоле. Лин только посмеивался. Музыкант никогда не был обделен вниманием девушек, и ни за что не позарился бы на эту девчонку.
А Мари старалась все время быть рядом, стремилась угодить ему. Даже когда приносила для всех обед в поле – успевала подсунуть именно ему что-то лишнее, повкуснее.
– Как с ребёнком обращается, – негодовал он, хотя втайне радовался её приношениям: хозяйка не слишком сытно кормила своего невольного работника. Отпустить его она обещала по окончании жатвы, и Лин уже считал дни, ещё немного, и ещё…
Как-то вечером они сидели вдвоём у костра, охраняли неубранные снопы. Точнее, охранять должен был Лин, а Мари, как обычно, закончив дела, прибежала к нему. Он переживал крайнюю степень тоски по дальним странствиям и ветру свободы. Она жалась к нему, пыталась заговорить, чем вызывала его неизменное раздражение. Он готов был волком выть, а она лезла со своими глупостями. Она замолкла ненадолго, а потом в звенящей тишине неожиданно сказала:
– Лин… Я люблю тебя!
– Мари… – Лин растерялся. – Ну, нельзя же так! Ты ещё совсем девочка… – Он разозлился на то, что никак не мог подобрать нужные слова. – Нельзя же так – влюбиться в первого встречного!
-Мне уже шестнадцать! Моя мать в это время уже была замужем, – воскликнула Мари.
– Дело не в возрасте. Дело…
– В том, что ты меня не любишь? – её голос дрожал.
– Да. Но нет, подожди… Мари!
Она вскочила, закрыла лицо руками и исчезла в темноте.
Когда до него, наконец, дошло, что значили для неё эти слова, Лин испугался.
– Мари! – снова крикнул он в темноту. – Мари!!!
Он отошёл от костра на несколько шагов, и вокруг сомкнулась кромешная тьма. Лин ещё несколько раз позвал её, постоял, прислушиваясь к ночной тишине, и вернулся к огню.
– А что я должен был ответить? – утешал он себя. – Я сказал ей правду – я её не люблю. Скоро я уйду, и мы больше никогда не увидимся. Сказать правду –лучше, чем соврать, или, ещё того хуже, воспользоваться её невинностью.
Но на сердце было тяжело, и никакие уговоры не могли успокоить проснувшуюся совесть.
Глава 4
Утром все было как и вчера. Лина, которого в поле под утро сменил один из парней, разбудил громкий крик