Может быть, потому даже и решились помочь? Нет, это его занесло. Эти люди знают только выгоду, им не до прекрасных чувств. Не случайно раввин упомянул, что Киев богатый город. Постараются выжать за великокняжеский стол все, что возможно. Понимают, что готов платить самую высокую цену!
Он поставил на багровые угли жестяную кружку с водой. Пусть Звенько подремлет, каву умеет готовить и сам. Пристрастился к этому черному пойлу хуже пьяницы. Но в отличие от хмеля голова не дуреет, а наоборот – прочищается. Сон же вовсе гонит прочь…
Звонко щелкали о бревна стены тяжелые, как камни, жуки. Один залетел через окно, грохнулся на середину стола, как подстреленный гусь. Скребся, шуршал, скрипел жесткими крыльями, барахтался на спине, сердито дрыгая всеми лапами. Когда копнул одним пальцем под толстый зад, перевернул, тот небрежно отряхнулся, фыркнул презрительно, мол, мог бы помочь сразу, дубина, откуда такой взялся, а еще князем пригласили, приподнял жесткие крылья, из-под них выбрызнули нежнейшие прозрачные крылья, явно краденые – не могут у такого толстого и грубого жука быть крылышки из чего-то нежнейшего, словно сотканного из лунного света!
Костер, едва тлеющий, вдруг замигал багровыми глазами, сухо и звонко щелкнул перекаленным камешком, внезапно швырнул в его сторону горсть угольков, сам по себе выпустил оранжевые огоньки, лизнул близкую щепочку, запылал крохотным костром.
– Знамение, – сказал Владимир вслух, он ощутил холодок на спине, вдруг да впрямь знамение. – А любое знамение, любая примета бывает только к работе!
Он жадно вдохнул ароматный запах, но переборол себя и отставил кружку с кавой. Нет, надо заставить себя заснуть. Завтра будет победный день, но торговля за каждый процент будет жестокой. Надо голову иметь свежей. Потом, когда он возьмет Киев, можно от щедрот своих подбросить им пару каких-либо льгот. Хоть и сами хорошо на нем заработают, но и ему помогли. А каких льгот, придумает позже…
Он долго лежал, прислушиваясь к ночным звукам. Небо начало сереть, когда сердце начало успокаиваться, а дыхание пошло глубже. Руки и ноги наконец отяжелели, по ним разлилось тепло. Он ощутил, как наконец-то проваливается в сон…
В сенях раздались крики, лязг оружия. Владимир вскочил, рука мгновенно метнулась к мечу. Тот чернел у изголовья в ножнах, но с таким наклоном, чтобы выхватить одним движением.
Дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалился живой ком из тел, из середины раздался задыхающийся голос Звенька:
– Беги, княже!.. От Ярополка… убивцы…
Перепрыгнув через борющихся, в комнату ворвались двое: в панцирных доспехах поверх кольчуг, с мечами наголо и нелепыми