– Не все, – впервые за их разговор Эрра позволил себе подобие улыбки. – Скажем так, кто во что горазд.
– Не понял?
– Некоторые из существ, населяющих Лимб, такие же «чертежи», каким был их мир когда-то. Но в отличие от самого Лимба они не развивались, не стали частью реальности. То есть в Лимбе они есть, а в Ра их нет и никогда не было. Такие почти всегда безопасны. Но большая часть обитателей Лимба – это детища рода людского. Злоба, ненависть, похоть – вся эта грязь эонами копилась в «зазеркалье», а потом начала обретать форму. Сама по себе. Если тебе так будет проще, это зримые воплощения людских пороков, а точнее – страстей, эмоций. Эти мрази от своих создателей унаследовали все самое лучшее. Они злобные, беспощадные и порой – смертельно опасные. Взять хотя бы гарпий.
Карн по-прежнему чувствовал отклик. В каждом слове древнего бога, в каждом его движении. И действительно, многие моменты, которые упоминались в этой странной беседе, не были для него откровением. Что-то он читал, что-то видел во снах, которые были подобны грезам, и в грезах, которые больше напоминали сны. Он знал это, но не был в этом уверен. А теперь картина обрела целостность.
«Как же я ждал этого момента, – подумал Карн. – Момента, когда придет добрый волшебник (пусть на деле он оказался богом разрушения) и скажет: да, парень, все так и есть, ты не сумасшедший, а мир на самом деле куда сложнее».
– А сфинксы? – он почему-то подумал, что это важно. Если откровенно мерзких, вызывающих отвращение гарпий парень вполне мог представить порождениями человеческой злобы, то сфинксы казались ему созданиями иного порядка.
– А это правильный вопрос, – Эрра вроде как вздохнул. Задумался на секунду и опрокинул шот. Не на стол, само собой. – Есть в Лимбе те, кому там быть не следует. Те же сфинксы, они… как бы это правильно сказать, миротворцы что ль. Непостижимые для моего скудного разумения ребята из Дуата, которые даже самую распоследнюю блядь хотят сделать лучше, чем она есть. Идеалисты высших сфер. Когда-то они трудились здесь, в твоем мире, потом перекочевали в Лимб. И они, сфинксы, не единственные. Хотя мне их честно жаль, потому что эти умники, по сути, воюют за мир. А воевать за мир, это, уж прости, как трахаться за девственность.
– Но есть ведь кто-то еще, – Карн был уверен, что это не вся правда. Он будто силился что-то вспомнить, но никак не мог. Потом взглянул на заштрихованную салфетку. На ней было изображено дерево с мощными корнями и раскидистой кроной. Только корни были белые, а крона – черная. Эрра тоже посмотрел на рисунок и одобрительно (так показалось Карну) кивнул.
– В Лимбе есть и другие существа, не рожденные там и не пришедшие туда самостоятельно, – предположил парень и исподлобья посмотрел на бога.
– Ты пробуждаешься быстрее, чем я думал, – заметил Эрра почти с гордостью. – Но этого следовало ожидать. Знание не приходит и не уходит.