– Завтра привезут, мамку-то. Боишься один-то ночевать? Ничего, свыкнешься.
– Тёть Валь, а отчима точно не выпустят?
– Как же, убивец ведь. Кто его выпустит?
Притворила дверь.
Я ещё прошёлся по комнате. Остановился напротив арапника. Он спокойно висел на своём гвозде, словно ничего и не случилось. Оглянувшись по сторонам, забрался на стул и медленно снял его со стены. Тяжёлый гад! По спине, по заднице, и ниже, покатилась нервная дрожь. На голове зашевелились волосы.
Торопливо бросил этого врага под порог. Чуть посидел на диване, не сводя глаз с арапника. Потом достал из-под дивана старую, вонючую портянку, замотал в неё врага, и утащил, бегом, на помойку. Закинул подальше.
Стало чуть спокойнее.
После похорон, я несколько дней валялся на диване, наслаждался свободой, обжирался остатками еды после поминок.
В школу решил больше не ходить, – с семью классами тоже жить можно. А если уехать на север, то там и работа найдётся.
Север! Только север!
В комнату ввалились две незнакомые, важные тётки. У каждой в руках по тетрадке и карандашу. Ещё в комнату втиснулись участковый, и тётя Валя. Она стала пальцем показать на меня: вот он, вот! Голубчик!
Все стали расхаживать по комнате, смотреть на голые стены, пялиться на потолок. Тётки что-то записывали. Я лихорадочно вспоминал, что натворил. Ничего не вспоминалось. Только та брошка, но она всегда была в коробочке, в тряпочке. Не похоже, чтобы она была ворованная.
– Так. Значит, тринадцать лет?
Тётка, что потолще, выпучила на меня какие-то пустые, бесцветные глаза, и я шарахнулся к стенке:
– Мне уже скоро четырнадцать.
– Знаем мы. Завтра, к девяти, чтобы был у участкового. Возьми самое необходимое, – всё равно на выброс. Там вас по стандарту оденут. Метрики не забудь.
Я начал понимать что происходит. Испугался.
– В детдом, что ли?
– Ну, почему обязательно в детдом. Теперь эти заведения уже переименовывают. Будешь жить в приюте. Положено. И присмотрят за тобой и накормят.
Все ушли. Тётя Валя, в дверях повернулась, и сильно, сильно погрозила мне пальцем. Совсем стало плохо. Ноги сделались чужими, и я повалился на диван, с торчащими пружинами.
***
Утро следующего дня я встретил далеко за городом. Перед тем, как уйти из родного дома, я хотел подпалить его, но керосина не было, а от скомканной газеты диван не загорелся. Ладно, пусть пока живут.
Я направлялся к железнодорожным тупикам, где в вагоны грузили толстые, длинные брёвна.
Привозили эти брёвна огромные машины-лесовозы, и мы с пацанами решили, что возят их именно с севера. Потому и определился я, что на север надо ехать не на поезде, а на лесовозе.
Почти весь день крутился возле машин, возле шоферов, – выбирал. Уже поздно вечером перехватил одного, молодого и весёлого, попросил подвезти до посёлка. Он сам помог мне, спросив:
– До