Но и этого Тимуру показалось мало, он взял с них еще одну клятву, суть которой заключалась в том, что они приведут к присяге всех отсутствующих здесь эмиров и вельмож и не допустят, чтобы последней воле государя было оказано какое-либо сопротивление.
Они клялись: горячо, истово и искренне, со слезами на глазах.
Но Тимур почуял своим проницательным умом: эти пламенные клятвы скоро забудутся, возобладают корысть и расчеты, все пойдет так, как шло когда-то при дворах Искандера Двурогого и Чингисхана после их смерти!
Всё повторяется в этом мире, и он, Тимур, тоже ничего не сумел изменить, несмотря на свои оглушительные победы.
Выстроенная им система власти, которая казалась тверже булата, в действительности уподобится скоро горному льду, попавшему на жаркое солнце.
Всё было напрасно…
Он закрыл глаза и отошел во владения Творца.
Глава 10. ЭКСТРЕННЫЙ ВЫЗОВ.
После чебуречной, на обратном пути, мы завернули в кофейню, где угостились десертом с коньяком. Словом, общение затянулось.
Оказавшись дома лишь после полуночи, я включил компьютер, в бессмысленной уверенности, что найду в электронной почте какое-нибудь приятное известие, вроде напоминания зайти завтра в редакцию за гонораром.
Увы…
Мысль, однако, уплывала, бренная плоть чувствовала потребность в глубоком и продолжительном сне.
Ладно, утро вечера мудренее.
Впрочем, позднее утро, на исходе которого я открыл глаза, вроде бы тоже не обещало благостных перемен.
Что ж, займемся чем-нибудь полезным…
На стене, чуть сбоку от монитора, у меня подвешен специальный щит – доска обзора. Это прямоугольник толстой фанеры размером семьдесят сантиметров на пятьдесят. Готовя какой-либо основательный исторический материал, я прикреплял к этой доске портреты героев будущего очерка, репродукции подходящих пейзажей, фотографии соответствующих теме архитектурных сооружений и всё такое прочее. Находясь постоянно перед моими глазами, этот иллюстрированный фон помогал «вживаться в образ эпохи».
Берясь за новую тему, я всякий раз, естественно, обновлял экспозицию.
Вот и сейчас я вывесил на доску портреты Тимура, Шахруха и Улугбека, изображения мавзолеев Гур-Эмир и Биби-Ханым, а также других жемчужин Самарканда.
Все эти иллюстрации имелись в моих прежних публикациях.
Вглядываясь в черты Улугбека, реконструированные антропологом Герасимовым, я вспомнил о просьбе Надыбина.
Как же могло случиться, что государя, правившего полных четыре десятилетия и пользовавшегося определенной популярностью в народе, не только свергли с престола, но и обрекли на позорную казнь?
Какова в этом событии действительная роль его старшего сына? Кто еще из близких Мирзы приложил руку к этому преступлению?
Как, когда